Выпускница Бартонского пансиона (СИ)

Девушки тоже засобирались. Началась круговерть, когда одни входили в дверь и на ходу прощались с выходящими, другие бегали по комнате то умываться, то переплетаться. Я успела переодеться и теперь помогала с затянувшейся шнуровкой, перекрутившимися лентами, обнимала на прощанье, просила писать и обещала сама.

Наступил момент, когда в разгромленной комнате остались мы с Данкой вдвоём. Переглянулись в наступившей тишине:

— Ты как?

— А ты?

— Я хорошо, — довольно сказала Данка. — И знаешь, что?

— Что? — простодушно спросила я.

— Он классно целуется!

— Когда это вы успели? — Я затушила свечу, и комната вновь осветилась голубоватым лунным сиянием.

— Успели, — настроение подруги внезапно переменилось, — Варь, ты сходи к моим на могилки, ладно?

— Могла бы не просить, — я вытащила свой рюкзак и постаралась как можно аккуратнее запихнуть бальное платье. А ещё туфельки! Ни одна из девчонок не оставила в комнате личных вещей, слишком мало их было у нас, чтобы разбрасываться. — А ты чего не собираешься?

— Тьен сейчас лечится в Бартонском госпитале, его только через три дня должны выписать. Но он обещал постараться отпроситься уже завтра. — Подруга прошла к своей кровати и уселась, раскинув пышную юбку бального платья. — Так что я сегодня снова ночую здесь. А ты?

Я посмотрела на стрелки настенных ходиков. Незаметно пролетело уже больше двух часов.

— А меня, наверное, уже ждут. Прощай, Данка, пиши чаще, хорошо?

Мы обнялись.

— Береги себя, Варьяночка, — всхлипнула Данка, — и спасибо тебе.

В комнату вошла куратор.

— Варьяна, в чём дело? Тебя уже полчаса муж ждёт.

— Иду, — я оглянулась, охватывая взглядом залитую лунным светом комнату, растрёпанную Данку в бальном платье и смятые постели, ожидающие следующих воспитанниц.

Куратор вышла, и я поспешила за ней. Светлое платье наставницы еле угадывалось в двух метрах передо мной. Никогда ещё не приходилось покидать дортуар в такой темноте. На последние метры коридора падал свет из открытых дверей в холл. Куратор остановилась:

— Номер четырнадцать просила передать тебе.

— Спасибо, — я бережно приняла Томкин травник.

— Не за что. Держи аттестат с новой фамилией и поторопись.

Я закопошилась, втискивая драгоценную тетрадь с документом в рюкзак между бальным платьем и нижним бельём.

При звуке наших шагов единственный человек в холле отвернулся от картины и подошёл ко мне.

— Я готова, — поспешно заверила я мужа, опасаясь его реакции на задержку.

— Хорошо, — только и сказал он, забрал мой рюкзак и кивнул куратору, — всего доброго, лери.

Коляска катилась по ночной столице. Вопросы о будущем занимали все мои мысли, не позволяя оценить архитектурное великолепие Бартона. Номер 2 сидел напротив, я кожей чувствовала его взгляды, но упорно разглядывала тёмные силуэты домов.

Было просто невозможно признаться, что я забыла его мудрёное имя.

Хель… чего-то там.

Хельсин? Хельмут? Хель…

Больно саднило запястье. Я украдкой взглянула на руку мужа. Если ссадина и была, то её надёжно скрывали плотные манжеты офицерской форменной рубашки. Наверное, сильно натирает. Надеюсь, скоро приедем туда, где ему можно будет снять рубашку. Я внезапно сильно покраснела от своих мыслей, и тут возница остановился напротив двухэтажного здания, над высокими дверями которого было написано «Гостиница».

— Варьяна, осторожнее, — муж подхватил меня за талию, когда я споткнулась, спускаясь по ступенькам коляски.

Сильный. Он поставил меня на ноги и предложил руку. К счастью, правую.

В холле за столиком сидела и вязала пожилая дама. Я, было, обрадовалась, что офицер сейчас назовёт своё имя, но дама лишь подняла на нас глаза и снова замелькала спицами. Муж провёл меня по коридору мимо спящих номеров и открыл ключом дверь в маленькую комнату с большой кроватью у окна.

— Хель, — боязливо прошептала я, — это чужая комната! Здесь остались вещи!

На одной из тумбочек стояла дорожная сумка.

— Это мои вещи. А на сегодняшнюю ночь — это наша комната, — он положил рюкзак на вторую тумбочку, — ты не против спать справа?

Я разом обрела почву под ногами и заулыбалась:

— Конечно, не против. Где здесь можно освежиться?

— Удобства в коридоре. Тебя проводить?

— Нет, — я подошла к рюкзаку и нерешительно спросила, — ты не мог бы отвернуться?

— Переодевайся спокойно, я сейчас подойду, — с этими словами он вышел за дверь.

Я торопливо отстегнула застёжку, вытащив заветный флакон, в этот раз проглотила всё до донышка. Хватит? А вдруг нет? Я прислушалась к себе, пожалуй, нечего жалеть! Оглянувшись на дверь, я опрокинула в рот содержимое ещё одного, последнего пузырька и радостно почувствовала изменения.

Теперь можно и раздеваться. Брюки, блуза, бельё, шпильки прочь. Всё, готова. Я застыла спиной к двери, обвёрнутая до подмышек белой простынёй. Длинные волосы рассыпаны по спине, изуродованная рука придерживает узел на груди, здоровая — держит шем*.

---