Выше звезд и другие истории

Бела и Ало послали за своей сестрой. Туджу отсутствовала целый день и в ханан возвратилась с видом суровым и холодным. Ее пальцы оглаживали эфес серебряного меча. Когда Хехум захотела обнять дочь, Туджу жестом велела ей не приближаться. После многих лет, проведенных в ханане вместе с Туджу, легко забывалось, что она женщина Короны – единственная среди них; что желтый полог отделяет от священной части дома не ее, но их, что она сама неприкосновенна. Теперь, однако, ей пришлось напомнить о своих правах.

– Они хотят выдать меня за того толстяка из людей Корня, чтобы завладеть его лавкой и ткацкими мастерскими на Шелковой улице, – сообщила она. – Но я не пойду замуж. Моим домом будет Великий храм. – Туджу обвела взглядом всех: мать, невестку, Маль, Мод, остальных рабынь. – Все, что принадлежит мне здесь, я отправлю туда, – продолжала она. – А Белу я предупредила: если он отдаст хоть пядь земли за ту женщину, которую сейчас жаждет заполучить, помощи от меня семье не видать. Пускай снова отправляется в набег за рабами, чтобы прокормить ее. И вас. – Она посмотрела на Мод и Маль. – Приглядывайте за ним, – сказала Туджу. – Ему пора жениться.

Бела недавно обменял свою наложницу и рожденного от нее сына на хороший участок пахотной земли и сразу предложил почти весь барыш за другую понравившуюся ему девушку. О свадьбе речи не шло: чтобы выйти замуж, женщина Грязи должна быть девственницей, а красотка, на которую положил глаз Бела, до него принадлежала не одному мужчине. Ало и Туджу наложили запрет на сделку, а заключить ее без их согласия Бела не мог. Как сказала Туджу, настала пора Беле вспомнить о своем священном долге: вступить в брак и произвести на свет детей неба от женщины, рожденной в грязи.

И вот Туджу покинула ханан и стала служительницей в Великом храме. Родной дом она навещала редко и только по официальным поводам. Отныне вместо нее вечерами в доме появлялся Бела. Угрюмый и беспокойный, точно цепной пес, он входил следом за Ало и смотрел, как маленькие сыновья брата бегают, играют и танцуют с другими детьми.

Он был высок ростом, красив, гибок и мускулист. С того дня, как Мод впервые увидела его в кровавом хаосе резни в деревне кочевников, Бела стал для нее «златокожим». После, в Городе, ей встречалось много златокожих мужчин, однако Бела, первый из них, оставался мерилом для всех прочих.

Мод не испытывала перед ним страха, проявляя лишь сдержанную опаску, как и подобает рабыне перед хозяином. Разумеется, он был избалован, но не капризен или жесток; даже в дурном настроении Бела не вымещал злость на рабах. Маль тем не менее шарахалась от него в слепом ужасе. Мод уверяла сестру, что ее страхи напрасны и что Бела почти так же добросердечен, как его старший брат Ало, которому Маль доверяла всей душой. Маль на это лишь упрямо качала головой. Она никогда не перечила сестре и очень страдала, если расходилась с ней во мнениях, но при этом не находила в себе мужества даже попытаться преодолеть страх перед Белой.

Маль исполнилось тринадцать. Она прошла церемонию вступления в возраст (Бид и ей тайком подарил грубо сметанный делу – «мешочек, где хранится душа»), и вечером того же дня она облачилась в новый наряд. Людям Грязи, даже если они живут вместе с людьми Короны, запрещено носить шитую одежду, можно использовать только отрезы материи, но существует немало способов красивой драпировки, и хотя ткань-паутинку нельзя подшить, ее можно изящно собрать и прихватить поясом с кисточками. Поверх туники из некрашеного шелка на Маль была надета бирюзовая накидка, такая тонкая, что светилась. Когда Маль вошла, Бела обратил на нее свой взор и больше уже не отрывал глаз.

Повинуясь безотчетному порыву, Мод встала и промолвила:

– Владыки и повелители! Дозвольте мне станцевать в честь праздника моей сестры.

Едва дождавшись согласия, она коротко переговорила с Луи, которая подыгрывала танцовщикам на плоских барабанах, и сбегала в свою комнату за бронзовым мечом, некогда врученным ей Туджу, и тончайшей вуалью цвета бледного огня – подарком на ее собственную церемонию. Завернувшись в вуаль, она вернулась к гостям. Луи застучала в барабаны, и Мод начала танцевать. Еще никогда не была она так великолепна, еще никогда не танцевала так, как сегодня, с ювелирной точностью исполняя традиционные движения танца с мечами и одновременно кипя неистовством. Клинок, сверкавший в ее руках, намекал на угрозу, исполненные соблазна движения синкопировали барабанному ритму, заставляя его звучать сильнее и яростнее, так что танец разгорался все жарче, будто пламя костра, а прозрачная вуаль развевалась, мелькая перед глазами зрителей. Бела сидел неподвижно, как статуя, завороженно глядел на Мод и не шелохнулся, даже когда вуаль-паутинка легким касанием задела его переносицу.

Представление закончилось, и он спросил:

– Когда ты научилась так танцевать?

– На твоих глазах, господин, – ответила Мод.

Бела, чуть смутившись, засмеялся.

– Теперь пусть станцует Маль, – сказал он, выискивая ее взглядом.