Вышивка по ворованной ткани

– Диктуйте домашний адрес. Машину за вами к восьми утра пришлю, чтоб не соскочили. Пёстрое, блестящее, в мелкую клеточку не надевайте, – добавила Катя, понимая, что вопрос решён. – В прошлый раз параноик про камни рассказывал. А вы, Валентина, про энергетику деревьев наплетите. Главное, паспорта не забудьте. Встречу внизу на семнадцатом подъезде, водитель туда и подвезёт.

– Ну, просто без меня меня женили, – недовольно пробубнила Валя, – Ложитесь уже, посмотрю вас. Можно не раздеваться.

Но у Кати запищал пейджер, она проворно достала его, прочитала сообщение и развела руками:

– Не судьба сегодня лечиться! Пишут, в центре разборка, трупаки свеженькие. Надо ехать, оператора подогнать. В криминальной хронике подрабатываю.

– Фигасе, – снова восхищённо выдохнула Вика.

– Если не привезёшь её, управляющая, меня уволят, – предупредила Катя.

– Ваще не базар! – закивала Вика. – Я ж не воспитанница коррекционного интерната!

– Цепкая у вас дочка, – похвалила Катя, выходя из кабинета.

– Маргарита, завтра приём не раньше двух часов. Дозвонитесь записавшимся, отмените. Позвали выступить на телевидении, – потупясь, предупредила Валя.

– Вас? – брови Маргариты взлетели на лоб.

– Меня.

– «Молитесь на ночь, чтобы вам вдруг не проснуться знаменитым…» – скривилась Маргарита и величественно удалилась в свою комнату.

Мать, конечно, весь вечер названивала в родной город, веля всем смотреть утреннюю передачу Зайчикова. И отпаривала Валин модный финский костюм.

Вика трижды переодевалась перед зеркалом, продумывая наряд на завтра. В доме была такая суета, словно кого-то выдавали замуж, и, чуя общее настроение, Шарик носился и небольно хватал всех за ноги.

– Это я тебе бубном нашаманила! – объявила Вика.

– Молчи уж со своим бубном! Я в церкви вымолила! – спорила мать, провожая их до лестницы. – Главное, доча, не сутулься! Мы с нашим-то ростом сутулимся, а на телевидении надо, чтоб груди вперёд торчали!

А у Вали на душе скребли кошки. Вспоминалось, как на съёмках в фильме-сказке режиссёр орал на неё: «Светиться! Ты должна не зубы скалить, как кобыла, а изнутри, мать твою, светиться! Такая тупость при такой фактуре! Органику, органику из себя дави! Ещё дубль!»

Ещё и машину за ними прислали, как за начальством. Неудобно. Одно оправдание – радость Вике.

Валя никогда не была в этой части Москвы, а Останкино видела только в репортажах о путче 1993 года. И то его меньший кусок со стороны телебашни. Основное 13-этажное здание телевизионного комплекса из стекла и бетона показалось ей тяжёлым и мрачным. Таким мог быть военный завод, а вовсе не волшебное телевидение.

Они с Викой взбежали по лестнице 17-го подъезда, увидели у поста охраны по-прежнему мятую и лохматую Катю в безоговорочной джинсе и пошли за ней пыльными серыми лестницами огромного запущенного телецентра.

– Севушка – дурачок, на его заезды не стоит обращать внимания, – бросила на ходу Катя.

– Севушка это кто? – не поняла Валя, идя за Катей.

– Зайчиков, я ж говорила! – ткнула Вика Валю в бок.

Тусклое душное пространство оживляли только стайки спешащих крикливо одетых людей.

– Как вы тут целые дни проводите? Это ж какой-то Чернобыль по энергетике, – заметила Валя.

– Кто ж о нас думает? Сами по полгода на Канарах-шманарах, а тут негры на них пашут за две копейки, – охотно поддержала тему Катя. – Сперва мы прыгали: перестройка, гласность, рынок. А потом пришли молодые бандиты, сели на денежные потоки. «Вам не нравится ваша зарплата? Поищите себе другое место!» Вот сюда нам, в гримёрку.

В небольшой комнате, оклеенной афишами, немолодая полная женщина причёсывала перед большим зеркалом хорошенькую напряжённую девушку.

– Ир, это целительница. Сделай мягонько, – сказала Катя. – И дай до зарплаты, сколько можешь.

– Ща, «новости» закончу, – ответила та, и только тут Валя заметила, что девушка что-то учит по бумажке.

– «Сегодня рано утром начался кровопролитный бой по овладению федеральными войсками населённого пункта Бамут. „Грады“ обстреляли все стоящие вокруг села высоты. Утром на них начал восхождение спецназ и разведчики внутренних войск… Одновременно в атаку на село пошла пехота…» – девушка почесала нос. – Как правильно, одновре́менно или одновреме́нно?

– Одновреме́нно, – подсказала гримёрша. – Тенюшки поярче бросим?

– Не, тенюшки меня портят. Спасибо, – девушка встала и, не замечая Валю и Вику, пошла из комнаты, повторяя: «Сегодня рано утром начался кровопролитный бой по овладению федеральными войсками населённого пункта Бамут…»

Вика потрясённо молчала, понимая, что девушка идёт в самый, что ни на есть прямой эфир. А Валя внутренне съёжилась, представив, какая в этом селе Бамут кровавая каша, и насколько никто не готов к ней ни физически, ни морально.

Гримёрша полезла за кошельком, дала Кате денег. И было так странно, что перед съёмками люди бытово одалживают друг у друга деньги. Казалось, телевидение – это волшебный торжественный механизм, приводимый в движение заклинанием и работающий без пауз и сбоев.