Вышивка по ворованной ткани

Гримёрша усадила Валю в кресло перед зеркалом, взяла в руки пучок на её голове, вытащила из него шпильки, и волосы рухнули золотистым водопадом.

– Чё закалываешь? Такую роскошь надо носить. Приходит ко мне вчера проститутка, ну, с московского канала, Кать, ты её знаешь, которая с этим длинным спит. Мол, сделайте мне пышненько. А где я ей возьму пышненько, когда у неё на голове три пера? – риторически спросила гримёрша, с удовольствием расчёсывая Валину гриву.

– Покажи им, где студия. Пойду, сделаю Зайчику кофе и сеанс психотерапии, он с утра в припадке, – сказала Катя и ушла.

– Чем моешь? – поинтересовалась гримёрша.

– Когда чем, но иногда, как бабушка учила, масло растительное втираю на ночь.

Вика сидела, забившись в угол комнаты, на всякий случай, напустив на личико, мол, мы и не такое видали. А Валя расслабилась, почувствовав на волосах добрые руки гримёрши.

– Меня красить не надо, – спохватилась она. – Не люблю косметику.

– Не учи отца делать детей, – гримёрша взяла губку и начала класть на Валино лицо тон.

– Первый раз на телевидении, боюсь осрамиться. Как себя вести?

– Как в жизни ведёшь, так и веди. Обезьяной зачем кривляться? Обезьяной там ведущий работает. А у тебя и красота, и глаза умные, и дочка удалась, – приговаривала гримёрша и наносила на Валино лицо незаметные полоски и пятна. – Зайчика не бойся, перебивай. Раньше таких не было. Известные дикторы всегда: «спасибо, пожалуйста, как вы себя чувствуете». А этот – хам трамвайный!

– Зачем же такой в передаче? – удивилась Валя.

– Папаша у него крутой. Раньше партийный был, а теперь – бандит. Дом у них, говорят, дворец. А жена Зайчика приезжала сюда волосы красить, страшная селёдка, одета как на панель. Деньги девать некуда, но за бесплатной покраской сюда припёрлась. Говорит мне, ну, не могут русские бабы работать, ленивые, взяла в прислуги филиппинку! Представляешь? – говорила она Вале, как старой знакомой. – Наши с голоду дохнут, а она филиппинку кормит! Глазки подтемним, они у нас прожекторами засветят. И розовенького сюда чуток, чтоб всё дышало. Вот теперь красота ненаглядная!

Валя посмотрелась в зеркало и увидела там невозможно красивую женщину, похожую на себя. Такого она о себе даже не подозревала. Казалось, косметики вовсе нет, но всё на лице было прописано по-новому.

– Фигасе, – в очередной раз выдохнула Вика. – Ширануться и не встать!

– Да я тут каждый день из говна конфетку делаю, – заметила гримёрша. – А на тебе природа не экономила.

Студия была затянута голубой тканью, увешанной примитивистскими картинками. Молодой человек в жёлтой рубашке, кричащих клетчатых брюках и модных кругленьких очочках метался и ругался возле кресел. Валя, конечно, видела его по телевизору, но не помнила, что он ведёт, потому что самым запоминающимся в нём был идиотский стиль одежды.

Вика тихонечко пристроилась возле операторов и затаила дыхание.

– Что ты из меня м… делаешь? – орал Зайчиков на потупившуюся Катю, размахивая какими-то листочками бумаги. – Х… я час рассказываю о шампунях, если они ни копья не проплатили?

– Я при чём? Я что, рекламный отдел? – оправдывалась Катя.

– Ты – выпускающий редактор, голова передачи. А я – лицо передачи! Лицо! Мне платят за лицо! – не унимался молодой человек.

– Сядь, не ори, сюжет кончается, сейчас в эфире будешь. – Катя по-свойски потащила его за рубаху к креслу. – Целительница пришла. Она первый раз в студии.

– Хай, целительница! – поприветствовал он без энтузиазма и заглянул в сценарий, которым до этого размахивал. – Садитесь, целительница. Вот ваше кресло. Если не ошибаюсь, Валентина Ледева?

– Лебедева, – поправила Валя.

– Вот смотрите! Видите, там написано Ледева? – он снова начал трясти в сторону Кати листами сценария.

– Ледева, – согласилась Катя, заглянув в листы. – Ну, ошиблась. Расстреляй меня теперь на Лобном месте.

– И в таких условиях приходится работать! – обратился он к Вале за сочувствием. – Какой год? Нет, Кать, ты мне ответь, какой год на дворе, что ты так сценарий пишешь?

Резануло ухо, что Зайчиков тыкает женщине, годящейся ему в матери. А ещё больше, что она на это откликается.

– До эфира – тридцать секунд! – отчеканила Катя.

– По местам! – заорал Зайчиков. – Лишних – на… из студии!

Истово перекрестился и прошептал: «Ну, с богом!», по поводу чего Валя напрочь забыла о нацеленных на неё дулах камер и еле сдержалась, чтоб не прыснуть со смеху. А Зайчиков вдруг заорал с картонной интонацией, подпрыгивая на своём кресле.