Начнем с того, что солдат Лань на самом деле был сержантом Ланем, служившим в разведывательной роте 271-го отдельного полка. Ему было не девятнадцать, а двадцать два года, и в армии он служил уже три года. Перед тем как попасть в 271-й полк, он прошел обучение инженерной разведке в элитном учебном центре к северо-западу от Ханоя. С ноября 1971 по февраль 1972 года Лань осуществлял проникновение на юг вместе со своей частью, но за время пути не болел малярией и не лежал в медпункте в Камбодже — с момента своего выхода из Северного Вьетнама и до попадания в плен он постоянно находился в составе своего подразделения. В качестве командира разведывательной группы Лань участвовал в нескольких боях в провинции Тэйнинь. Его утверждение о том, что он присоединился к своему подразделению только после того, как оно переправилось через реку, было удобной выдумкой, которую он придумал, чтобы освободить себя от дальнейших допросов. После переправы через реку в ночь с 10-го на 11-е мая Лань вместе со своим подразделением выполнял задачи по проверке и охранению места расположения передового командного пункта полка. В день пленения он с двумя товарищами занимал наблюдательный пункт, прикрывавший южные подступы к этому командному пункту. Они открыли огонь по превосходящим силам южновьетнамцев, чтобы предупредить командный пункт о приближающейся опасности и дать своим товарищам время для отхода. Лань был уверен, что при наличии карты он сможет определить ряд мест, через которые проходило его подразделение с марта и до момента своего пленения. Он был готов это сделать, но не без опасений. Воспоминания об авиаударах, пережитых им до своего пленения, были все еще яркими, и ему явно не нравилась его новая роль информатора. До Ван Лань не был Хай Тьетом. Он пережил травмирующую схватку с совестью и, не в силах больше оставаться неприкаянным, все еще испытывал отвращение при мысли о разрыве веры со своими товарищами. Принятое им решение было самым трудным в его жизни. Во имя высшего блага — установления мира в своей стране — он будет сотрудничать с нами.
Я заверил встревоженного Ланя, что он принял правильное решение, и пообещал ему нашу полную поддержку в деле обретения свободы. Затем я поспешил на другую сторону улицы, чтобы сообщить хорошие новости полковнику Бартлетту. Полковник будет рад узнать о вербовке Ланя не только из тактических соображений. От Джерри Кристиансена, моего сержанта по разведке, мы узнали, что некоторые бойцы из 43-й группы были совсем не рады видеть меня с пленным северовьетнамцем на буксире. Для многих наших бойцов Лань был так же виновен в гибели сержанта Арсенó, как если бы он был солдатом подразделения, устроившего засаду. Они возмущались его привилегированным образом жизни и не скрывали своего недовольства тем, что я, по их мнению, не соблюдаю меры безопасности в отношении Ланя, который к этому времени уже носил мою рацию. Полковник Бартлетт не обращал на них особого внимания, сохраняя свою решимость позволить мне использовать свои неортодоксальные методы работы. Когда сержант Кристиансен сообщил, что несколько недовольных бойцов собираются заявить полковнику протест с «требованием» не допускать военнопленных в расположение группы, полковник Бартлетт ехидно заметил: «Пусть протестуют. Я прекрасно знаю, что и зачем вы делаете. Выгоды проекта намного превосходят все воображаемые риски, которые они могут себе придумать». Как выяснилось, никто так и не решился обратиться к полковнику, и бедный сержант Кристиансен продолжал терпеть нападки своих узколобых коллег[37]
.Полковник был рад узнать, что рядовой Лань вдруг стал сержантом Ланем. Он попросил меня не терять времени и получить от нашего нового источника список целей, чтобы как можно скорее организовать авиаудары. Вертолет будет предоставлен на следующий день, если я захочу взять Ланя на разведку в район общины Аннинь. Приняв решение, я поспешил вернуться на виллу, чтобы проинформировать Ланя, пока он не успел передумать.