Маркус повесил рюкзак на одно плечо, дальнее от меня, и потому невольно слегка склонялся в мою сторону, так что его свободная рука была совсем близко от моей. Я уже почти решилась завладеть его пальцами, но в последний момент отказалась от своего намерения.
Наконец, мы выбрали место примерно в паре сотен метров дальше по берегу, на участке, усыпанном галькой, и, дойдя до него, расстелили покрывало. От мокрых камешков исходил запах рыбы, влажного бетона и еще чего-то очень знакомого, как будто бы полыни. В мраморно-сером небе кое-где проглядывали голубые прожилки, окрашивая в ультрамариновый цвет море у самого горизонта. В воздухе стояла прохлада, от которой мне даже было немного зябко, но чувствовалось, что к середине дня потеплеет. Я подозвала Джоша и, достав со дна сумки солнцезащитный крем, втерла немного содержимого флакона в лицо и руки сына.
– Ты считаешь, это в самом деле необходимо? – поинтересовался Маркус.
– Лучше перестраховаться, – сказала я и, в последний раз проведя ладонью по лицу Джоша, вбила пальцами немного крема в собственный нос. Затем я протянула флакон Маркусу.
– Хочешь намазаться?
– Нет.
Джош, подхватив пластмассовые ведерко и лопатку, заковылял в своих непромокаемых штанишках по песку по направлению к морю. Голова его была наклонена вниз – он явно что-то искал на песке. И, похоже, нашел, поскольку вдруг присел на корточки, внимательно рассматривая какой-то предмет. Спустя несколько секунд Маркус уселся на покрывало. Я с трудом сдержала желание наклониться и обнять его. Порыв был очень сильным, но его помогло побороть мелькнувшее воспоминание – размытая темноватая фотография на красном фоне, сидящий Маркус, стоящая на коленях женщина.
Мы оба стали смотреть вдаль. Джош, продолжая сидеть на корточках, стал неумело ковырять лопаткой мокрый песок.
Было по-прежнему тихо, но эта тишина, разумеется, тоже была наполнена звуками – криками чаек, шумом ветра, шорохом лопатки Джоша.
– Прошло всего несколько недель с того момента, когда мы едва его не потеряли, а кажется, будто это было несколько месяцев назад, – сказал Маркус, явно пытаясь завязать разговор.
– Да, верно.
– Это было так… ужасно, правда?
Заговорив, я вдруг сказала то, о чем обычно боялась даже подумать:
– Знаешь, в тот момент, когда я вышла из таверны и мне показалось, что Джош мертв, я пережила момент какого-то странного спокойствия. Наверное, я рассуждала так: самое страшное уже случилось, больше мне бояться нечего. И нечего терять. Я ощутила почти облегчение. – Не глядя на Маркуса, я почувствовала, что он смотрит на меня, но не повернула головы. – А теперь я снова боюсь, что с ним что-нибудь случится. – Тут я вспомнила слова Джепсома о том, что жизнь от смерти отделяет очень тонкая грань. – Но если с ним действительно что-то произойдет… Ведь я так его люблю. Это было бы ужасно.
Маркус судорожно вздохнул.
– Да, понимаю. Действительно, невозможно расслабиться ни на секунду.
Я едва не рассмеялась, но тут же осеклась.
– Не знаю, что на это сказать.
– Думаю, все же надо попытаться как-то успокоиться.
Тут Джош встал и медленно зашагал по песку в сторону моря. Кромка воды была еще далеко, в нескольких сотнях метрах от него. Море было совершенно спокойным – мелкие волны еле слышно плескали о берег. Я смотрела, как Джош удаляется от нас, как постепенно сокращается расстояние между ним и краем водной глади. Вдруг мое дыхание стало непроизвольно учащаться. Я все еще стояла, наклонившись, упираясь ладонями в колени, но готова была в любой момент, выпрямившись, сорваться с места и броситься следом за сыном. Из груди у меня уже рвался предостерегающий крик.
– С ним все в порядке, – сказал Маркус. Его рука увесисто легла на мою спину, а ладонь охватила плечо. Это можно было расценивать либо как жест, сдерживающий мой порыв, либо как выражение моральной поддержки. – Ничего страшного не случится.
Повернув голову, я потерлась щекой о его кисть – и почувствовала, как он вздрогнул.
– По крайней мере, пока я здесь, – добавил Маркус.
Вечером мы поужинали в пабе под названием «Паромщик», рекомендованном местным путеводителем. Оказалось, что в этом заведении весьма стильный интерьер, а управляли им, как мне показалось, уроженцы Лондона. Мы выбрали столик в саду, рядом с обогревателем, и заказали гратены из мяса краба в панировке и мороженое местного производства с добавлением меда. Джош, которого мы покормили в коттедже, с удовольствием проводил время на игровой площадке. Тапер наигрывал на стареньком пианино композицию «На солнечной стороне улицы».
Я купила в баре пачку сигарет с пониженным содержанием смол и коробку спичек. Спиной ко мне у стойки сидел человек с бритой головой. Он о чем-то разговаривал с барменом, навалившись грудью на стойку и растопырив локти. Я не могла видеть его лицо, но по красным морщинам и седым волоскам щетины на его затылке можно было сказать, что это человек весьма солидного возраста – того, который некоторые называют последним этапом зрелости. У основания шеи мужчины я рассмотрела татуировку в виде якоря.