Высокая кровь

— Зато тут побыла, на земле. Уж я повидала, как наши красные герои за барахло убить готовы, из-за швейной машинки в купеческом доме, не говоря уж про коня. Да нет, я не к тому, что сволочи все, совсем даже нет. А хоть бы и хамы — по мне, так уж лучше с такими, похабными, дикими. Они хоть откровенны — коня так коня, бабу так бабу. Они, может, зло и творят, но подлости в них нет, изощренного умысла, что ли. Понимание, как у детей. Увидят часы золотые и радуются как младенцы, прислонят их к уху и слушают: тикают? Святых угодников не корчат из себя. А комиссары что — святые? Ведь разные есть. Ведь сладость-то какая — распоряжаться хлебом тысяч, самолично решать, кто годится для будущей жизни… — Тут она осеклась — не то от осознания, что наговаривает лишнего, не то от скрипа половиц за дверью.

Предупредительно покашливая, в дверь сунулся Сажин:

— Извините, пожалуйста. Поговорить бы, а, Сергей Серафимыч?

— Да я уж все, — сказала Зоя.

— Да ты, милая, не торопись, неси уход за комиссаром, как положено, — велел ей Сажин по-простому, снимая папаху. — Тебе, поди, из наших разговоров в ум не взять, что и к чему, — так что оставайся, не бойся.

Зоя живо поправила на Сергее рубашку и, предостерегающе взглянув ему в глаза, отошла к самовару. А Сажин уселся напротив и молча выложил на стол тряпичный сверток, посмотрел на Сергея своими спрятанными в щелки, цепкими глазами.

— Нам с вами, Сергей Серафимыч, предписано войти в комиссию по следствию, честь корпуса, стало быть, и нашу партийную совесть очистить. Так вот и давайте условимся: чего знаю я, то и вы. — И сообщил, понизив голос: — «Льюис»-то, какой на берегу нашли, наш, родной, получается.

— Это как же вы узнали? — дрогнул голосом Сергей, заметив, что мясистые, заскорузлые руки чекиста, коренного рабочего не оттерты от въевшейся металлической пудры и машинного масла.

— Оружейнику нашему предъявил на посмотр, Харютину, — так он и признал свою руку: приемник подтачивал. Мы, рабочие, люди такие: хоть глаз нам коли, а найдем, где какой был дефект. Бойца Телятникова пулемет, Кубанского полка Партизанской бригады.

— Телятников где?

— Пропал Телятников. В живых, так думаю, искать уже не стоит. Но вот что примечательно — под Веселым бой помните, спихнули нас, сволочи, в Маныч? Так кубанцы поведали: жив-здоров был Телятников, перебрался целехонек со своим пулеметом, а уж на этом берегу перехватил их Мерфельд. Ну, для того, чтоб, ясно дело, наших воинов из пулемета пугануть: не бегай. И с тех самых пор — ни Телятникова, ни его пулемета. Как казаки полезли с того берега, так будто бы послали Телятникова на ветряк — отход прикрывать. Номерного ему при ручном пулемете положено не было, а бойцы, что у мельницы были, божатся, что не видели его. Теряется след. Единственное можно заключить, что этот самый «льюис» попал к кому не надо не поздней двадцать девятого числа. А как с ним обращались, то есть, собственно, перемещали в пространстве действий корпуса, пока он под Балабинским не застучал, — вот это загадка. Опять же понятно одно: задолго готовились, гады, — не на комиссию точили зубы, так еще на кого из командования. Подходимый момент выжидали и этот самый «льюис», должно быть, таскали с собой — удобная ведь штука: и спрятать, и к седлу приторочить.

— Выходит, так. Но вот насчет Мерфельда… — сказал Сергей тихо, впившись мысленным взглядом в лобастое лицо начоперода с насмешливо-холодными глазами и рогатыми бровями Мефистофеля.

— Само собой, — готовно согласился Сажин. — Но это не все, Сергей Серафимыч. Я тут еще установил… так что, может, и вправду Мерфельд тут ни при чем, — зашептал, чтоб не слышала Зоя. — Броневичок-то реввоенсоветский попортили. А отчего же он, по-вашему, заглох да в аккурат на полдороге?

— Мотор замерз.

— Э-э, нет, Сергей Серафимыч, я ведь и сам всю жизнь механик, тоже как и Чепурин, водитель. Машину он как надо соблюдал и не одну с ней зиму перенес. Каналы масляные там забиты оказались. Знаем мы эту шалость — толченой канифоли в маслобак подсыпать, а то и в шарик эдакий скатать, это если украдкой да по-быстрому надо. Верст пять машина пробежит, покуда канифоль не растворится, а дальше все канальцы ровно как гуммиарабиком заклеит. Ну вот мотор и стукнулся в самый неподходимый момент. Да будь он на протоке, броневик, — быть может, все иначе бы случилось, не довели бы до такой беды.

— И кто же мог сделать такое? Любой? — Сергей толкнулся к Сажину так резко, что Зоя на шум обернулась.

— Э-э, нет, опять же не любой. Мужики-то наши, из лыка деланные, автомобиля отродясь не трогали, до пятнадцати лет так и вовсе паровоза пугались. А я вот, к примеру, мог бы, — улыбнулся Сажин. — Сам Чепурин бы мог, да ему-то зачем, когда в этой машине вся ценность его как работника, а за поруху, так, напротив, могут к стенке прислонить?

— Так где же попортили? В Соленом, получается? — накинулся Сергей.

— А больше и негде, и некогда.

— Часовых допросили?