Высокое стремление: судьба Николая Скрыпника

В институтах, техникумах, профшколах наибольший процент стабильно занимали выходцы из крестьян, немного меньше – из рабочих (вместе – более 60 %), а уже дальше шли выходцы из служащих, интеллигенции, кустарей[486]. Николай Алексеевич видел в таких тенденциях выравнивание возможностей для проявления способностей подрастающего поколения, из какой бы среды оно ни происходило.

Значительными достижениями ознаменовались усилия в области украинизации прессы. Сами за себя говорили такие данные: в 1928 г. на Украине было 45 общеполитических газет, а в 1929 г. – 84. В 1928 г. годовой тираж составил 2 635 246 экземпляров, а через год увеличился до 4 220 363 экземпляров. На украинском языке издавалось в 1928 г. – 45, в 1929 г. – 58 газет. Удельный вес газет на украинском языке увеличился до 68,8; «Коммунист» в 1928 г. имел тираж 28 000 экземпляров, а в январе 1930 г. он вырос до 122 000 экземпляров. «Известия» с 46 000 экземпляров в 1928 г. выросли до 90 000 экземпляров в 1929 г. «Пролетарий», соответственно, увеличил тираж с 11 000 до 79 000 экземпляров; «Советская деревня» («Радянське село») с 172 000 до 600 000 экземпляров. Одна только «Советская деревня» имела в 1930 г. тираж больший, чем все газеты за два года до того вместе с «Советской деревней». Рост количества украинских газет одновременно был показателем роста количества читателей на украинском языке. За 1928–1929 гг. произошла украинизация целого ряда рабочих газет, таких как «Красный горняк» в Кривом Роге, «Пролетарий Зиновьевщины» (Зиновьевск – ранее Елисаветград, сейчас – Кропивницкий. – В. С.), «Заря» в Днепропетровске, «Рабочий Кременчужчины», «Молодой рабочий», «Харьковский пролетарий» и др.[487]

Н. А. Скрыпник обращал особое внимание на процесс украинизации заводской периодики. В конце 1928 г. печатных заводских газет было 110, а в январе 1930 г. уже 224. Из них в 1928 г. было украинизировано 43,6 %, а на начало 1930 г. – 63,4 %. Журналы, которые издавались на украинском языке, составляли 71,2 % в 1928 г., а в 1930 – 84,8 %. Что касается тиражей украинских журналов, то они увеличились с 70 % в 1928 г. до 94 % в 1929 г.[488]

В проведении политики украинизации, одним из самых объективных показателей которой было повсеместное введение украинского языка, пришлось преодолевать немалые трудности. Время от времени следовало опровергать обвинения со стороны тех, кто квалифицировал мероприятия партии в языковой сфере как ограничение прав русского национального меньшинства. Николай Скрыпник каждый раз терпеливо разъяснял, «что русский язык никоим образом не является подавленным у нас, на Украине. До революции был только русский язык господствующим языком на Украине. Украинский язык делает первые шаги, чтобы получить себе должное место в обслуживании украинского населения. У нас русский язык является обязательным во всех школах, в большинстве высоких школ (вузов. – В. С.) преподавание осуществляется на русском языке, процент школ низших и средних, где преподавание ведется на русском языке, у нас значительно выше процента русского населения»[489].

Когда же претензии исходили со стороны партийных функционеров, нарком заострял публичную полемику, проявлял твердость, даже агрессивность, как, например, в случаях с публикациями Н. И. Бухарина, Ю. Ларина (М. З. Луры), Г. Е. Зиновьева, в частности на страницах органа ЦК ВКП(б) «Большевик» и др.[490]

С принципиальной линии его не мог столкнуть никто. И никакие ссылки на обстоятельства, новые условия, в том числе и задачи подготовки кадров для общесоюзных нужд не могли поколебать его позиции. В тезисах доклада «Основные задачи культурного строительства в связи с социалистической реконструкцией страны», подготовленных к Всесоюзному съезду работников образования (1929 г.), Николай Скрыпник твердо отмечал: «…Относительно преподавания языка и всей культурно-образовательной деятельности, то, конечно, единство этой системы народного образования в целом Союзе ни в малейшей степени не означает никакого отречения от национального языка данной союзной республики и не означает, что надо завести для целого Союза ССР один какой-нибудь язык. Только представители чуждой пролетариату буржуазной и великодержавной психологии и идеологии могли бы требовать, чтобы, например, с переходом Сталинского (Сталино – бывшая Юзовка, ныне – г. Донецк. – В. С.) Горного Института на Украине с согласия Наркомоса УССР и к сведению ВСНХ СССР – украинский язык преподавания там надо заменить на русский»[491].

Республиканский нарком решительно выступал против того, чтобы в процессе организации различных союзных исследовательских и других учреждений союзного масштаба из них устранялись национальные языки. «Все эти тенденции, – настаивал он, – ведут к ограничению национального развития освобожденных пролетарской революцией народов элементарными культурными потребностями, отбирая у ранее угнетенных народов СССР из национальной культуры все высшие орудия культурного развития»[492].