Ответ В. К. Винниченко, тонкой, эмоциональной натуры, глубокого психолога, кажется, попадает в самый центр мишени и не оставляет места ни для каких возражений: «Я не знаю всех условий и причин смерти таких выдающихся ценных людей на Украине, как Хвылевой и Скрыпник, но мне, как всем, понятно, что произошла она на почве конфликтов в национальных отношениях. И если даже допустить, что только они сами виноваты во всем (как это некоторые пытаются представить), то и тогда возникает вопрос: как же это так странно разрешен национальный вопрос, что такие люди лишают себя жизни из-за него? И какой же силы и безысходности должны быть эти конфликты, если такой, во всех других отношениях испробованный, верный, честный партийный товарищ, как Скрыпник, не мог найти у своих старых партийных друзей ни мирного решения вопросов, ни утешения, ни поддержки, ни снисхождения, ничего иного, видно, как враждебности, которая столкнула его в смерть»[682].
Заочно полемизируя с теми, кто вину за самоубийство Николая Алексеевича возлагал на него же, Винниченко справедливо возражает: «Однако, как бы психологически ни объяснять самоубийство Скрыпника, но ясно, товарищи, что оно объективно сигнализирует о несовершенном практическом разрешении национального вопроса на Украине. И не являются ли и Хвылевой и Скрыпник тоже жертвами этого несовершенного, застарелого, темного подсознательного разрешения национального вопроса? И нет ли, если так, еще и еще много других жертв малыми и большими ценностями все во имя того же подсознательного чувства господствующей национальности?»[683]
Так и хочется воскликнуть: как, лишенный информации, через «железный занавес» украинский патриот точно и глубоко видел то, что происходило тогда в Украине. Пожалуй, кроме ума чувствовал душой, всегда болел за родную землю, за родной народ. И именно из патриотических соображений и мотивов он считал национальную политику советской власти сомнительной, недальновидной, такой, что не укрепляет тылы СССР, Советской Украины. Опытный политик, он предусматривал, что в грядущей войне, к которой катились Европа, все человечество, украинскому вопросу будет отведена очень большая роль. И война эта будет намного ожесточеннее и страшнее той, которую пришлось пережить в 1918–1920 гг. К такому смертельному столкновению следует заблаговременно готовиться и скрупулезно собирать силы, укреплять симпатии к власти у населения как Советской, так и Западной Украины, чего не делала Советская власть. «Судя по примеру со мной, а также по трагической гибели Хвылевого и Скрыпника, такой экономии сил, такого, как надо, собирания их нет у вас, товарищи, – отмечал В. К. Винниченко, обращаясь к членам Политбюро ЦК ВКП(б) и членам Политбюро ЦК КП(б)У. – Я сказал бы, наоборот: есть почти что сознательная вредительская растрата и уничтожение их. Иногда охватывает недоумение и страх: да как же можно вести такую политику?..»[684]
По мнению Винниченко, подобная политика могла вызвать закономерные сомнения у всех членов партии. «Если, мол, такая национальная политика, если так поступают коммунисты, то каков же их коммунизм? Это, мол, путь не к коммунизму, – это – строительство не социализма, а восстановление старой национальной единой неделимой России, восстановление старой тюрьмы народов. А раз так, с какой же стати, мол, я, украинец, буду работать на восстановление собственной тюрьмы и погребение социализма? И так думающих и чувствующих, товарищи, немало на Украине. У них очень плохой тыл и очень ненадежная оборона. И не следует в этом винить только их, товарищи, не следует объяснять такую идеологию только их слабостью, только их мелкобуржуазностью, хищничеством и т. п. Надо глубже, объективнее исследовать причины такой слабости этих людей, не подчиняясь власти подсознательных инстинктов»[685].
Судя по всему, Владимир Винниченко если и надеялся на положительную реакцию на свое письмо, то очень в незначительной степени. Поэтому основная его цель (а может, так сложилось, так виделось) – предостеречь партийно-советское руководство от непоправимых последствий осуществляемого курса…
Напрасные беспокойства. Подобные письма воспринимались как коварные провокации врага. Кроме того, без таких, как он, и, конечно, без их советов уже привыкли обходиться…
Института истории партии при ЦК Компартии Украины, Комитет государственной безопасности (КГБ) при Совете министров УССР 21 октября 1969 г. сообщил, что решением Военной коллегии Верховного суда СССР еще от 11 сентября 1958 г. отменены обвинения ряда лиц, привлеченных в свое время к ответственности по «делу УВО» («Украинской войсковой организации»).
«В констатирующей части определения указано, – “дипломатично” извещалось в письме КГБ, – что дело о существовании на территории УССР разветвленной контрреволюционной организации “УВО” органами следствия было сфабриковано… Бывшие сотрудники ГПУ Украины… за фальсификацию дел и незаконные аресты приговорены к расстрелу»[686].