Высота одиночества

Алла поставила перед Ринатой чашку с только что заваренным чаем, пододвинула полную конфет вазочку и присела напротив. Они сидели в тренерской и пытались вести разговор. Именно пытались, потому что преодолеть неловкость не могла ни одна, ни другая. На часах было уже половина второго ночи, и для того, чтобы разойтись, вполне мог сгодиться предлог «уже слишком поздно», но как раз этого им не хотелось. Они не хотели расставаться, не хотели покидать друг друга, а потому так и сидели, обсуждая все подряд, но не решаясь коснуться того важного, что действительно волновало их. Они не затрагивали личное: не заговаривали об Игоре, хотя Алле очень хотелось узнать, насколько серьезны их с Риной отношения, не обсуждали прошедшие поодаль друг от друга три года. Они не разговаривали ни о прошлом, ни о будущем — о том будущем, которое касалось лишь их обеих и только их.

— Алла Львовна, Вы помните, когда к нам в группу пришла Аня? — вдруг спросила Рина, отхлебывая из чашки горячий чай.

— Ей было восемь. А что?

— Просто вспомнилось, как она ходила к Вам на просмотры, — улыбнулась Рината. — Она потом рассказывала, что Вы её только с третьего раза взяли.

— Да. Она упорная девочка. — Алла поднялась, подошла к графину и долила в свою чашку холодной воды. — Тебе разбавить? — спросила она дочь. Та с готовностью кивнула.

— Спасибо, — поблагодарила Рината и взяла из вазочки одну барбариску. Развернула и сунула в рот.

Вернувшись за стол, Алла продолжила:

— Только, как оказалось, завистливая и трусливая. Жаль, что я этого сразу не поняла. Как показывает жизнь, я вообще в людях плохо разбираюсь.

Рина бросила на Аллу быстрый взгляд, и та, поджав губы, пожала плечами.

— Вы больше не будете её тренировать?

— А ты как думаешь?

— Они чемпионы мира. Я могу думать что угодно, только толку то от этого… — Губы её тронула усмешка. — К тому же, Матвея мне жаль. Он хороший парень.

— Матвей — заложник ситуации. К сожалению, парное катание — это всегда двое. Не срослось у него с партнершей. Ты правда хочешь обсуждать Аню?

— Нет, просто… — Рината взяла еще одну конфету и снова сунула за щеку, не глядя на Аллу. — Можно я переночую в своей комнате сегодня?

— Почему домой не поедешь?

— Игорь спит уже, наверное, не хочу его беспокоить.

Обе понимали, что это лишь предлог, но Алла и не подумала ковыряться в решении Рины провести эту ночь в стенах школы. За минувшие дни случилось столько всего… Она задержала взгляд на руках Ринаты, на ее пальцах, лежащих поверх тонкого итальянского фарфора чашки, посмотрела на ее профиль. Такая взрослая и такая красивая… Ее дочь. Кивнув, она достала из стола ключ и протянула Рине.

— После вас с Аней там никто не жил.

— Спасибо, — забирая его, в очередной раз поблагодарила Рината, не уверенная, к чему именно это «спасибо» относится. Пальцы их на секунду соприкоснулись, и Рина вздрогнула. Поспешно взяв ключ, она сунула его в карман толстовки. Сколько раз она обнимала любимого тренера? Не сосчитать. А маму она обняла всего раз. Единственный раз за все двадцать лет. Эти объятья посреди безмолвного катка породили слишком много эмоций. Они накрыли её с головой, словно цунами смели все сомнения, все возведенные барьеры. Чувства всегда были ее слабой стороной — слишком яркие, слишком сильные, она не могла справляться с ними, контролировать их. Но те чувства, что она испытывала сейчас, были совершенно иными. Они не несли в себе разрушения.

— Вы тоже езжайте домой, Алла Львовна.

— Да, сейчас поеду, — улыбнулась Алла. — Нам нужно как следует отдохнуть, чтобы с новыми силами идти в бой.

— Думаете, еще стоит бороться?

— Бороться стоит всегда.

— Спокойной ночи, Алла Львовна, — сказала Рината и направилась к двери. Взялась за ручку. Богославская махнула рукой, и Рина, помедлив, все же вышла в холл.

Идя к жилому корпусу по пустынным коридорам школы, она пыталась осознать, что же сегодня произошло. Это было так странно и страшно — открываться другому человеку, Алле Львовне, открываться собственной матери. Ощущать её рядом. И вместе с тем невероятно радостно и приятно. Рина хотела встать посреди коридора и прямо сейчас позвонить Игорю, поделиться с ним, рассказать, что помирилась с мамой, но умом она понимала, что он, скорее всего, уже спит. Она представила его сонную физиономию, падающую на лоб непокорную прядку волос и почувствовала то самое теплое, идущее от сердца, что так часто возникало в ней в последнее время. Пусть спит. Ему надо как следует отдохнуть и набраться сил, а новости можно отложить до утра.