Высшая мера

Как бы там ни было, нужно еще и еще раз заявить народу о необходимости повышать бдительность. И самым жестоким образом бороться с ротозейством, расхлябанностью, дезертирами, паникерами. Вспомнилось: в гражданскую войну под Царицыном один паникер едва не увлек к бегству целый полк. Паника заражает, как насморк, и при ней людей гибнет больше, чем в сражении. Поэтому, безусловно, одними увещеваниями и призывами тут не обойтись. Вон попы: с богом на дружеской ноге, а громоотвод над церковью не забывают ставить. Важно, разумеется, не перешагивать границ, чтобы борьба со злом не оказалась хуже самого зла. У моряков есть правило: если корабль дал большой крен, перенеси часть груза на противоположный борт, но не более требуемого, дабы корабль не перевернулся.

Сталин убеждал себя, что ему всегда удавалось выравнивать опасный крен. Во время недавних разоблачений врагов — тоже. Блажен, кто верит!

И неужели у истории, у потомков не будет других, более важных дел, и они станут выискивать в его действиях ошибки и судить за них? Искать малое в великом — смешно. В конце концов, алмазу прощаются его острые грани, шлифовать их слишком накладно. Кто хочет нравиться всем, тот, в конечном счете, никому не будет нравиться. Насколько ему, Сталину, известно, история не искала и не ищет в делах великих людей темных пятен, а если и находит, то относится к ним снисходительно: на солнце тоже есть пятна!

Но внутренний голос не соглашался: «Слабые аргументы, Коба! У нас строится совершенно новое, невиданное дотоле общество, выковываются люди совершенно новой духовной формации. Об этом никогда, никогда нельзя забывать!..»

Вслушивался Сталин в этот голос, и порой чудилось ему, что это вовсе не его внутренний монолог, что это продолжение какого-то спора. С кем? И почему хотелось все-таки оправдываться, вместо того чтобы заставить тот голос замолчать? Почему?

Молодой стране история отвела чрезвычайно мало мирного, спокойного времени, невозможно было без издержек подготовиться к бедам более страшным и неотвратимым.

«Издержки велики и трагичны. Даже в последнем — в просчетах…»

Да, с этим надо согласиться. По его расчетам гитлеровская Германия должна была начать войну несколько позже. Надеялся оттянуть этот день, полностью подготовиться к неминуемой схватке. Теперь, конечно, многие говорят: мы предвидели, мы предупреждали! И американцы. И тот же Черчилль. А что он, Черчилль, сказал по лондонскому радио 22 июня? Обещая Советам помощь, не преминул напомнить: «За последние 25 лет не было более последовательного противника коммунизма, нежели я. Я не возьму назад ни одного своего слова, сказанного против коммунизма…» Это его-то предупреждениям можно было верить? И верить, после того как в Англию перелетел заместитель Гитлера по делам партии Рудольф Гесс? Кто мог дать гарантии, что Уинстон не провоцирует? А кто мог с достоверностью сказать, что вместе с немцами не нападут Япония, Турция, Иран, не говоря уж об Италии, Финляндии и прочих? Поддаться на провокацию в таком окружении, в таких невыгодных условиях? Зачем, скажите, змее на хвост наступать, если она спит? Или хотя бы притворяется спящей?

«Есть ли другие ошибки?» — может спросить советский народ. Есть. И он, Сталин, и генштаб Красной Армии ошиблись в определении главного удара германских войск. Если только это можно принять за ошибку. Здравый смысл подсказывал, что в первую очередь Гитлер постарается захватить украинский хлеб, донецкий уголь и кавказскую нефть. Какая страна выдержит большую войну без стратегических ресурсов?! Никакая. Но Гитлер избрал Москву для главного удара. Он надеется на молниеносную войну. Пусть надеется. Говорят, надежда — хороший завтрак, но плохой ужин. У нас были просчеты, но и фюрер скоро поймет, что это — второй его главный просчет.

Первый главный его просчет — само нападение на СССР. Он захотел тотальной войны против СССР? Он получит войну тотальную. Он узнает, что это такое — советский народ. История с благоговейным шепотом вспоминает испанского епископа, который за своим столом отравил и себя, и французских генералов-завоевателей. На земле Советов такое пиршество ждет немцев едва ли не в каждом доме. Едва ли не в каждом селе их ждет новый Иван Сусанин. Оккупантов будут уничтожать, как бешеных собак. Это не просто война, это будет война классовая, бескомпромиссная. Вчера ему, Сталину, рассказали о подвиге летчика Николая Гастелло. Самолет комсомольца подбили, экипаж мог спастись, выбросившись на парашютах. Но рука пилота направила пылающий бомбовоз на вражескую механизированную колонну. Ненависть к врагу была выше естественного желания выжить.

Гитлер и его клика — кучка невежд. Их разуму недоступны сущность народных революций и психология людей, познавших свободу. Древний Рим четыреста лет воевал, чтобы покорить свободную Италию. Гитлер решил за четыре недели растоптать Советский Союз. Посмотрим, что останется от Гитлера и его нацизма хотя бы, ну, через четыре года!