Высшая мера

– В какой-то момент, Саш, я решил, что так будет проще. Пусть срок идет хоть…Десять лет не так много, но и не так мало, чтобы оттягивать неизбежное. Может быть ты удивишься, но я все еще храню в душе надежду, увидеть свободное небо.

Он поднял вверх голову, на секунду остановившись, жмурясь от мокрых серо-грязных снежинок, падающих с неба плотным дождем, и лицо его озарилось блаженной, почти счастливой улыбкой. Будто свободное небо уже висело надо головой.

– Чего замерли, как бараны, значит!– рявкнул позади сержант Головко. Мы шли в третьей шеренге, позади на нас наскочили, создалась толкучка.– Давай шевелились!

Сержант схватил Качинского за рукав телогрейки и грубо потянул вперед. Строй сломался. Конвоир зычно матерился, пытаясь навести порядок.

– Шевелись, голь перекатная!

Расстерянные, испуганные люди кое-как собрали себя в нечто подобие строя. За всем этим Кислый наблюдал с нескрываемым удовольствием и презрением, находясь чуть в стороне от всех.

– Чего стоишь лыбишься, значит?– заметил его Головко, заталкивая каждого на место.– Ну-ка бегом в строй! Или в ШИЗО захотел?

– ШИЗО нам дом родной, гражданин начальник!– лениво сплюнул на снег Кислов, занимая место со своими корешами в конце колонны.– Ты своими бубенцами на свою Матрену дома звенеть будешь, а здесь уважаемые арестанты идут.

– Я тебе сейчас покажу арестанта знатного, сука!– рявкнул Головко, замахиваясь автоматом на вора в законе. Тот ловко ушел в сторону, пропустив удар совсем рядом с головой, что еще больше взбесило Головко. – Ты чего борзеешь, вошь лагерная? Ты на кого бочку катишь?

Кислый ощерился, приготовившись драться. Присел на полусогнутых, готовый к нападению. По его мягким, почти кошачьим движениям, было легко понять, что шансов у Головко никаких. Правая рука вора иногда склонялась чуть ниже, поглаживая голенище кирзового сапога, готовая мгновенно вырвать находившуюся там финку.

– Только подойди, сука мусорская!– прошептал зло вор, не сводя глаз с сержанта, опешившего и не ждавшего такой реакции от зэка, привыкший к тому, что они в основном покорны и бесправны.

– Ты это брось, Кислов, значит!– не очень уверенно уже сказал Головко.– Тебе с зоны не соскочить! Только срок себе новый, значит, наживешь…

– А мне места понравились, хочу тут лишний трояк покорячиться, начальник…– Кислый дернулся в сторону, сделав обманное движение, заставив отшатнуться в стороны и сержанта, и зрителей.

– Если сейчас нападет,– прошептал мне на ухо с горечью Качинский,– всем в ШИЗО париться минимум месяце…

– Зачем он это?– нахмурился я. Даже дураку было понятно, что из лагеря. Напав на конвоира не сбежать…Кругом вышки с пулеметами, охрана на КПП.

– Самоутверждается так…– вздохнул Лев Данилович.– Мы, Саша, попали в такое общество, где каждый пытается сразу показать то, на что он способен, чтобы авторитет свой поддержать. А мы страдай…

– Трояком не отделаешься, Кислов!– покачал головой Головко, с перепуга перестав твердить через слово «значит».– Вышка без суда и следствия…

– А мы рискнем…– я уловил его резкое движение в сторону, краем глаза. Оно не оставляло шансов сержанту-увальню почти никаких шансов. Мгновенное, воздушное перемещение Кислого влево от противника, должно было принести за собой смертельный удар, если бы я в последний момент не выставил вперед ногу и сломал стройное, как росчерк пера движение вора. Тот вспоткнулся, потерял темп и тут же получил оглушительную зуботычину от Головко.

– Вот и все…– вздохнул сержант гневно пнув вора под ребра. – Делов-то…

Он, конечно, видел, как я подставил Кислову подножку. Бросил на меня короткий взгляд, в котором легко читалось спасибо. Подошел к обездвиженному вору, поймавшему могучий удар справа мужицкого кулака.

– С-сука…– процедил он. – В карцере сгною, тварь…

Оставшиеся в стороне от ссоры зэки переглядваались между собой, мысленно просчитывая чем это всем им грозит. Тут уж каждый за себя, своя рубашка ближе к телу, никакого чувства плеча и товарищества, только грубый расчет и шкурные интересы.

Прихлебатели Кислого наблюдали за всем со стороны. Я поймал на себе гневный взгляд одного из них, но сделал вид, что не заметил его. Мало мне проблем с Кисловым, теперь еще и с этими.

– Чего замерли, бараны?– будто бы очнулся Головко, хмуря косматые брови.– Кому сказано, шагом марш в карантинный барак! И без того на месте топчемся целый день.

Вокруг, действительно, начинало смеркаться. Длинные вытянутые тени многовековых сосен вытянулись вокруг лагеря в плотный забор. На сером небе засветилась луна, все еще бледная, но уже достаточно хорошо различимая. Подморозило. Промокшие ноги мгновенно почувствовали перемену погоды. Набрякшие от талого снега кирзачи стали колом, будто выструганные из дерева. Я переступил с ноги на ногу, пытаясь вернуть ногам былую чувствительность.

– Шевелись, значит!