Высшая милость

– Да, случалось. – Он вдруг понял, что говорит сейчас, как говорят здесь, в Монтане: короткими предложениями, сокращая слова, немногословно. Все здесь было скромно-скупым, равно как и изрезанный рельеф местности, что придавало невероятно естественную красоту этому месту. Вот интересно – его сын не уехал отсюда, остался дома, в то время как он, его отец, далеко оторвался от родных корней. У него никого не осталось здесь. Даже немногочисленные родственники, которые у него были, и те умерли.

Они подъехали к маленькой церкви, где проходили встречи «АА». Идя следом за Чадом вниз по ступенькам, он поймал себя на ощущении, как же ему повезло – он нашел Чада, а тот не отказался его увидеть. Все могло быть совершенно иначе. Спасибо Мэгги, навела на путь истинный…

В комнате, на удивление, было человек тридцать. В основном это были мужчины и всего несколько женщин. Они с Чадом сели рядом на складные стулья. Встреча только началась. Эверет ясно и громко высказался, когда попросили рассказать о себе вновь прибывших и посетителей. Он сказал, что зовут его Эверет, что он алкоголик и уже двадцать месяцев находится в стадии выздоровления. Все, кто был в комнате, откликнулись: «Привет, Эверет», и встреча продолжилась.

В тот вечер он поделился с присутствующими своими переживаниями. Чад тоже. Эверет говорил первым. Неожиданно для себя он рассказал про то, что рано начал пить, что у него был несчастливый скоротечный брак, что он уехал из Монтаны и бросил сына. Он признался, что это единственный в его жизни поступок, о котором он больше всего сожалеет. И сейчас он здесь, чтобы реабилитироваться перед сыном и, если это возможно, склеить осколки разбитого прошлого. Чад молча сидел и слушал, опустив глаза в пол. На ногах у него были растоптанные ковбойские сапоги, совсем непохожие на те, в каких сейчас был его отец. На Эверете была его любимая пара из кожи черной ящерицы. Чад был одет в настоящие рабочие сапоги ковбоя, заляпанные грязью, темно-коричневого цвета и сильно поношенные. Все мужчины были в таких же, и даже кто-то из женщин. На коленях мужчины держали ковбойские шляпы.

Чад рассказал, что он в состоянии выздоровления вот уже восемь лет, с того дня, как женился. А на днях у него опять была стычка с гуртовщиком, и он хотел бы уйти с этой работы, но не может себе такое позволить, появление ребенка весной обязывает. Иногда его пугает груз ответственности, но, как бы то ни было, он любит своих детей и жену, и дела, возможно, наладятся. Он признался, что рождение второй дочки еще сильнее привяжет его к этой работе, и иногда досада терзает его. Он взглянул на Эверета. Было странно встретить отца, сказал он. Но его приезд радует, хоть это произошло с большим опозданием.

Потом все встали, взялись за руки и произнесли молитву о терпении. После официальной части каждый поздоровался с Эверетом, кто-то, отойдя в сторонку, заговорил с Чадом. Все здесь были знакомы. Женщины принесли кофе, печенье. Одна из них была секретарь нынешней встречи. Эверету понравилась та откровенность, с какой общались здесь люди. Чад познакомил его со своим спонсором – пожилым бородатым седовласым ковбоем со смеющимися глазами и еще с двумя – его, Чада, ровесниками. Чад сказал, что сам он спонсор в «АА» уже почти семь лет.

– Спасибо, Чад. Мне очень нужна была эта встреча.

– Как часто ты ходишь? – спросил его Чад. Ему явно понравился рассказ Эверета – открытый, честный, прямой.

– В Лос-Анджелесе хожу дважды в день. Если уезжаю куда-то, один раз. А ты?

– Три раза в неделю.

– Нелегкая у тебя ноша, с четырьмя-то детьми… – Он невольно проникся уважением к сыну. А ведь представлял-то его себе пацаном – а он мужчина, глава семьи… До некоторой степени Эверет должен был признать, что его сын понимает в жизни гораздо больше его, отца. – А что у тебя с гуртовщиком?

– Да придурок он полный! – вдруг воскликнул Чад обидчиво. – Выводит меня из себя! Знаешь, есть такие зануды… Из него уже песок сыпется, а все управляет… по-своему, старорежимному… как сорок лет назад управляли… В следующем году уходит на пенсию… Но до жути невыносимый…

– Как думаешь, выгорит тебе его место? – неожиданно озабоченно спросил Эверет. Чад рассмеялся и повернулся, чтобы посмотреть на него – они возвращались в мотель.

– Всего час, как мы познакомились, а тебя волнует моя работа? Спасибо… папа. – Чад хохотнул. – Да уж, хорошо бы, черт побери, заполучить это место. Я работаю там уже десять лет, и мне нравится. – Эверет просиял, услышав в свой адрес «папа», хоть Чад и споткнулся на этом слове, и произнес его, возможно, с доброй иронией. Все равно это прекрасно – услышать, что тебя так назвали… – Сколько ты здесь пробудешь?

– От тебя зависит, – честно сказал Эверет.

– Придешь к нам завтра на ужин? Ничего особенного не будет. Я сам все приготовлю. Дебби тошнит. Ее тошнит до последнего дня, когда она ходит беременная.

– О, да она настоящий боец, если делает это так часто. Ты, кстати, тоже. Нелегко это – растить столько детей.