Высшая проба. Брат мой, друг мой

– Тетушка Ари, – назвалась я, поспешно создавая на лице следы трехдневного питания через тряпку.

Хотя на деле дурачила дикарей самым наглым образом. Пока мой кокон, сидя под деревом делал вид, будто ужинает соком наспех выжатых ранних ягод, собранных мною же по пути, сама я, прикрывшись хамелеоном, взбиралась повыше. Устраивала гнездо и жевала выданные Терианом в дорогу запасы. Высушенные магией копченые колбаски и сдобные ореховые хлебцы с шоколадной или молочной начинкой запивала чаем, вскипяченным в складной кружке с помощью амулета. Воду я незаметно набирала в плоские фляжки во время коротких привалов. И каждый раз радовалась опыту, полученному в прежних путешествиях и походах в лес. Без этих знаний и собственных умений трехдневный переход стал бы очень тяжким испытанием.

Дикари могли бродить по джунглям хоть целый день, как звери, и не понимали, почему я говорю об усталости.

– Тебе нужно умыться, – вздохнула девчонка, изучив мое лицо.

– Тебе тоже, – ответила я, разглядывая странные рисунки на ее коже.

Вокруг глаз белые круги, нанесенные мелом смешанным с жиром, если я не ошибаюсь. Щеки и губы черные, все остальное – кирпичного цвета с причудливыми разводами.

– А мыло… у тебя есть? – вдруг обиженно задрожали черные губы.

– Немного… ведь далеко идти не собиралась. Только в лес, травок набрать. Травница я. А у них… ничего нет?

– У них вода – враг, – всхлипнула Юнелия и пошла дальше, так же крепко держа мой поводок.

И я покорно шла, упорно пытаясь разобраться в противоречии между увиденным мною и сведениями, полученными от магов. Кто-то из нас глубоко ошибался, и не хотелось, чтобы это оказалась я.

– Вот, – Юнелия откинула край дорогого, но замусоленного шелкового гобелена, служащего дверью в ее покои. – проходи, в дальней комнатке мы устроили ванную…

На последнем слове она запнулась и несчастно всхлипнула, но я решила не поддаваться эмоциям пока не пойму, в чем тут засада.

– Спасибо, госпожа.

– Не благодари… – её губы горестно поджались, – я не знаю, как устраиваются ванные… никогда не интересовалась. А эти… не понимают самых простых вещей.

– Дикари – со вздохом поддержала я.

Не спорить же с очевидными вещами?

А чуть позже признала и несомненную честность принцессы. В устройстве простейших умывален она действительно ничего не понимала. Да и откуда бы знать об этом живущей во дворце девчонке? Ей ведь не приходилось задумываться о том, откуда берется вода в кранах и бассейнах, и куда утекает после купания. Вот и объяснила, как помнила… а дикари слепили квадратную бронзовую купель, из которой стоки текли под ноги, образовывая болотце. Отсюда и вынужденная экономия воды, ведь входить в «ванную» теперь приходилось по толстому слою сырых циновок.

– А другой свободной комнатки нет? – справилась я, останавливаясь на пороге и мысленно благодаря орден магов за разведение ведьминого мха.

Ведь это именно их усилиям магическое растение теперь настолько дешево, что почти повсеместно вытеснило свечи и лампады. Даже тут, в глубинах окованного бронзой холма, висят плошки со светящимся мхом.

– Есть еще одна… – печально вздохнула принцесса, – но как совсем промокнет, придется снова переезжать. А бог стал очень слабым… просил потерпеть, никуда не ходить.

И снова всхлипнула.

– Идем, – пожалела я девчонку, – мне известно, как устраивают простые купальни. Бедным женщинам много чего приходится делать самим.

– Ванну тащить? – обреченно осведомилась Уффа, ожидавшая у двери с помятой бронзовой бадейкой в руке.

– Нет. – пришлось брать на себя решение простого вопроса.

Но прост он лишь для жителей королевств и баронств. Ну и разумеется, княжества Лийондского. Но не для дикарей, считающих воду злобным божеством, регулярно являвшимся к ним разрушительными ливнями и беспощадными потопами.

– Подойдет, – сообщила им, осмотрев келью, – теперь неси сюда самый большой таз, какой найдешь. И штук пять таких бадеек с водой. Одну можно старую, но не дырявую. А еще веревки, циновки и колышки… подлиннее. И молоток.

Уффа вытаращила узкие глаза, пытаясь запомнить все необходимое, озадаченно помотала головой и исчезла.

– Она старшая служанка – устало пояснила Юнелия, – потому что сообразительней всех. И наш язык знает, служила прежде помощницей оракула.

– Как же он ее отпустил? – мгновенно проснулись во мне самые мрачные подозрения, – разве ему самому больше не нужна помощь?

– Ему бог приказал, – скользнула по губам девчонки снисходительная усмешка, – сам бы он никогда ее не отдал. А зачем тебе все это… веревки, молоток? Отсюда сбежать нельзя, лучше не пытайся. Одна женщина…очень хорошая, глаза такие добрые были… выпрыгнула в окно…

Юнелия резко смолкла и отвернулась к стенке. Ее плечи задрожали от горького беззвучного плача. Больше всего сейчас мне хотелось ее обнять, утешить, шепнуть, что теперь все будет хорошо, раз она все-таки нашлась. Но я стерпела, состроила оскорбленное выражение лица и печально сообщила: