Выставка

Чокнулись за сотрудничество (для этого Боби пришлось приподнять деда в кровати) больничной порцией винца, после чего Боби целых два часа просидел в головах у деда Октавиана, слушал, кивал и вертел головой, попыхивал сигаретой, задирал майку, разглядывая под пазухой незавершенную татуировку, забавлялся своим диктофоном.

И наслушался Боби юношеского голоса деда Октавиана на уроках ускоренного курса итальянского языка, и усыпляющего перестука колес и свистка поезда, в который Октавиан вскочит прямо на ходу, и из которого его молодая нога впервые ступит на землю предков (свисток этот дед и сегодня – ты бы слышал его! – воспроизводил весьма живо) по прибытии на главный железнодорожный вокзал Триеста, и раздающегося время от времени перестука шахматных фигур в доске, лежащей меж рубашек в чемодане над его головой.

Река Пьяве, воскликнула десятилетняя девочка. Вместе с мамой, братом и отцом она села в Триесте и сразу раздернула занавески, развеселив купе. Да, да, вон там, отец подтолкнул сына к окну, скузатэ, склонился он к молодому Октавиану, чтобы показать, где наши предки двадцать два года тому назад в ноябре организовали главную линию обороны. Ну куда ты смотришь, ступидо? Туда, туда смотри, куда мой палец указывает, ткнул он сына этим самым важным пальцем в лоб, чтобы тот запомнил, где генерал Т. разместил свой штаб, и где, несмотря на вражеские снаряды, ежечасно взбирался на возвышенность, чтобы поднять боевой дух армии. К сожалению, его попытки ни к чему не привели, так как уже на второй день прямое попадание снаряда разнесло в клочки весь штаб, а заодно и генерала Т. Отец забыл упомянуть, шепнула дочери мать, а отец сверкнул глазами, что несколько человек все-таки выжили при попадании снаряда, и тогда же любовное письмо спасло юную жизнь посыльного генерала, стройного и симпатичного молодого человека с только что пробившимися усиками, мама пощекотала дочкину верхнюю губку, хи-хи, девочка показала Октавиану свои прекрасные зубки и почесала то место, которое до прилета снаряда направилось, естественно, с разрешения в полевой нужник, но не по той причине, которое подразумевает назначение этого места, а только для того, чтобы в покое прочитать там полученное с утренней почтой письмо, потому что по зацелованности сырого (от слез) конверта невозможно было определить, спокойно ли ведет себя младенец в животе у его избранницы или же толкается ножками. И молодой человек был там лишь слегка ранен, толкнула мама в бок дочку. Хи-хи.

(Заметка о посыльном генерала, который, будучи выздоравливающим раненым (со шрапнелью в плече), был направлен (в связи с нехваткой личного состава и представительной внешностью посыльного) для вручения орденов и другого личного имущества несравненного полководца Т. в Рим, к его юной вдове. О, даже простой взгляд на этого героя смягчал боль утраты, записала генеральская вдова в свой дневник (посмертно по всем правилам переданном в архив), а когда он прикоснулся ко мне, передавая какой-то крест и обручальное кольцо Карла с бриллиантом, я поняла, что от этого прикосновения его рана воспалится. Я не позволила ему возвращаться в часть с разболевшейся раной. Тем более что война близилась к завершению. О, как он покраснел, когда я показала ему его комнату в западном крыле! У меня сложилось впечатление, что он намеренно не упомянул о своей беременной избраннице, хотя ничего иного от меня не скрывал. С этого момента следы генеральского посыльного окончательно теряются. Несколько последних страниц дневника аккуратно удалены.)