Выцветание красного. Бывший враг времен холодной войны в русском и американском кино 1990-2005 годов

Еще одним фактором, способствующим возрождению в этом фильме идеологии холодной войны, является вставка в диегезис элементов советской эпохи. К ним относятся такие значимые с точки зрения истории места, как Исторический музей («Музей Ленина» на протяжении всей истории СССР), где работает Илья, а также кабинет Белкина, фактически являвшийся кабинетом Ленина в Горках под Москвой [Гусятинский 2001: 31]. Такие объекты, как пулемет максим из «чапаевских времен», который братья крадут из музея и который вызывает бурное восхищение Виктора советской «героической эрой», по-видимому, реанимируют именно этот период истории, когда Виктор уничтожает головорезов Белкина, используя пулемет «в старой манере» из кузова автомобиля. Понятие братства (или «мифологема тотального братства», как выразился Гусятинский), сплоченность рабочего класса и любовь к русской земле (которая подчеркивается в Федином стихотворении) – все это возрождает советскую пропаганду. Неудивительно, что Марк Липовецкий обратил внимание на «поразительно советский» характер фильма [Липовецкий 2000: 59], а Щиголев назвал его «первой постсоветской картиной, которая полностью реанимирует наше советское прошлое со всеми его составляющими» [Щиголев 2000: 31][361]. Как справедливо утверждал Е. Гусятинский, эти и другие признаки дают понять, что Истину можно найти в прошлом [Гусятинский 2001: 31] и что Истина – это то, что питало враждебность в холодной войне. Действительно, война играет в фильме ведущую роль.

Одна из главных проблем этой экранной притчи состоит в том, что в своих усилиях по превращению носителя Истины Данилы в квази-святого она опирается на примитивные механизмы резких контрастов. По морали, интеллекту, профессиональному и сексуальному мастерству Данила превосходит всех остальных персонажей – причем не только американцев, но и русских, – что, учитывая простую цель фильма продемонстрировать превосходство России, создает множество проблем. Балабанов сигнализирует об уникальности Данилы в первой сцене фильма, где молодой бизнесмен стоит рядом со своим джипом и читает известное стихотворение поэта-романтика М. Ю. Лермонтова:

Нет, я не Байрон, я другой,
Еще неведомый избранник,
Как он, гонимый миром странник,
Но только с русскою душой.

Несмотря на то что этот неуклюжий и ограниченный «новый русский» смехотворен[362], сама сцена значима, поскольку она приводит в движение четыре важные оппозиции, сформулированные в черно-белых тонах пропагандистской листовки: пропасть между озабоченным самим собой эгоизмом (фраза «я не Байрон, я другой…» целиком концентрирует внимание на лирическом «я» поэта) и самопожертвованием ради общего блага или гражданской ответственности (предположительная позиция Данилы); контраст между сомнительными предпринимателями, стремящимися копить деньги для себя (Белкин и Меннис), и честными солдатами, рискующими своей жизнью «во имя родины» (Данила); необходимую дифференциацию между Россией и Западом (Байрон), поскольку последний якобы не представляет из себя модели, достойной подражания; и, наконец, преследуемого странника, противопоставляемого его преследователям, ищущим безопасности.