Выцветание красного. Бывший враг времен холодной войны в русском и американском кино 1990-2005 годов

К моменту слушания взаимная враждебность Поленина и Вострикова рассеялась до такой степени, что Поленин заявляет: «Для меня будет честью снова отправиться в плавание под его [Вострикова] командованием». Фильм старается придать этому изменению в отношении Поленина логическую убедительность. В начале мужчины представляют два противоположных советских «типа», оба привлекательны по-своему и наделены некоторыми индивидуальными чертами. Консервативный, успешный офицер, имеющий важные связи через свою жену, Востриков действует по инструкции, руководствуясь идеологией, дисциплиной и, возможно, примером своего отца, который, как подчеркивается в фильме, был героем революции, а затем попал в ГУЛАГ. Однако негибкость и упрямство Вострикова в неукоснительном соблюдении правил, а также муштра, которой он неоднократно подвергает экипаж, окупаются в тот момент, когда случается бедствие, – и это, похоже, понимает большинство мужчин. Наблюдение за неустанными усилиями подводников по спасению судна и за той ценой, которую они платят за это, побуждает его к более гуманному взаимодействию с ними. Противостояние с невыразимым ужасом приводит его к прозрению, что одна лишь верность долгу не может разрешить любую ситуацию.

На первый взгляд кажущийся его полной противоположностью, Поленин – менее сознательный человек, доказавший свою готовность рисковать понижением в должности, поскольку ставит жизнь своих людей выше интересов государства. Он общается со своими подчиненными, сопереживает им и представляет их интересы Вострикову. Как он ошибочно заявляет: «Мы – семья, а капитан – отец». В то же время он ни разу не критикует Вострикова на людях, и когда зарождающийся мятеж дает ему возможность взять на себя командование кораблем, он твердо встает на сторону капитана, позже объясняя: «То, что они сделали, было неправильно». Он открыто критикует тех, кто держит Вострикова под дулом пистолета, а затем одному из них (тому, кто неоднократно говорит Поленину: «Вы все еще наш капитан, майор, и вы единственный, кому мы доверяем») ставит «диагноз» утраты чувства собственного достоинства. Другими словами, Поленин начинает ценить преимущества более строгого, возможно, более ограниченного представления об офицерском долге, воплощенного в Вострикове, который верит в то, что каждый должен придерживаться высочайших стандартов[431]. Этот постепенный процесс венчает речь Поленина во время следствия на родине. В контексте холодной войны его уважение к Вострикову не кажется осведомленным зрителям ложным или даже преувеличенным. То же относится и к таким ошеломляющим моментам, как когда команда смотрит пропагандистский фильм, отождествляющий Америку с «жадностью, похотью, индивидуализмом», – последняя категория выглядит не менее предосудительно, чем первые две. Поскольку в свете нынешних ценностей России эта последовательность вызовет смех у тех, кто не знаком с советской пропагандой, включение этого киноролика дает полезное напоминание о взаимной клевете, закладывавшейся в риторику времен холодной войны.

Фильм Бигелоу в большей степени, чем любой предшествующий голливудский фильм, избегает карикатурных стереотипов русских и подчеркивает их стоицизм, дух товарищества и преданность друг другу. Мучительность их судьбы подчеркивается их молодостью: Радченко, который не расстается с фотографией своей невесты Кати, планирует жениться на ней, когда вернется, хотя к моменту их спасения он не может увидеть снимок, находящийся даже на расстоянии дюйма от его глаз; когда команда высаживается на Кольском полуострове, избыток их юношеской энергии находит выход в импровизированной игре в футбол на льду и снегу на фоне подвешенного на самодельную веревку и развевающегося на ветру выстиранного нижнего белья. Открытость этого пейзажа, с его необъятными снежными просторами, удивительным образом передает их освобождение от клаустрофобии заточения в подводной лодке. Когда происходит бедствие, они сплачиваются и поддерживают друг друга. Короче говоря, их вряд ли можно изобразить с большей симпатией.