Счастливая, хоть и короткая передышка для смелой молодой команды
Стремясь к «точности» и правдоподобию, Бигелоу и ее сценарист Кристофер Кайл тщательно исследовали инцидент, потратили целое состояние на скрупулезное воссоздание «К-19» [Howe Nd], а в 1998 году взяли интервью у некоторых выживших членов экипажа подводной лодки [Kehr 2002] и вдовы ее капитана Н. В. Затеева. Одновременно с выходом фильма компания «National Geographic» опубликовала отчет капитана американского военно-морского флота в отставке о «К-19» и о том, как Советский Союз торопился обогнать военно-морские ресурсы Америки; вдобавок к этому были опубликованы также мемуары Затеева и приложение, где были перечислены 55 советских / российских военных происшествий с 1952 по август 2000 года – вплоть до того момента, когда затонул «Курск», – с послесловием Бигелоу [Huchthausen 2002]. Ее краткое эссе не оставляет никаких сомнений в том, что она восхищается Затеевым и командой судна, справившимися в таких катастрофических условиях: «В центре [этой драмы] находился яростно преданный и харизматичный капитан, чьи смелые решения, принятые им под давлением, спасли лодку и ее команду. <…> И прежде всего это были сами подводники – смелые молодые люди» [Huchthausen 2002: 201]. Более того, в многозначительном пассаже Бигелоу открыто выразила свою признательность за щедрую помощь россиян в технической части фильма:
Одним из странных аспектов этого опыта было то, что если американские военные вообще не хотели предлагать нам помощь[429]
, то русские всегда стремились к сотрудничеству. Когда мы ездили в Мурманск, нас сопровождал высокопоставленный военно-морской чиновник из Москвы. С этим замечательным человеком <…> мы поехали <…> на совершенно секретный российский военный объект <…> [и] наконец прошли по палубе самой «К-19» [Huchthausen 2002: 209–210].Эти тщательные приготовления, однако, не помешали русским обвинить фильм во множестве грехов.
Встреча Вострикова и Поленина на кладбище 28 лет спустя после трагедии «К-19»
Очевидно, некоторые из вышедших на пенсию подводников «К-19» обиделись на то, что фильм якобы представил их как «группу алкоголиков и неучей» [Russian submariners angered 2002]. Это необоснованное обвинение любопытно отражает советскую паранойю по отношению к американцам, продемонстрированную капитаном подводной лодки, которого фильм дискредитирует (ведь в конце концов американцы, которых мы не видим на экране, предлагают помощь советской команде). Кроме того, Востриков обвинил в пьянстве, освободил от обязанностей и предал суду только бывшего офицера реактора лейтенанта Яшина. Ранее, в тот момент, когда подлодка отправляется в путь, все мужчины в виде исключения выпивают за ужином по одному бокалу вина, – что, как считается, помогает при тошноте от радиации. Позже Востриков приказывает им выпить еще, когда радиация достигает опасного уровня. После того как лейтенант Радченко (Питер Сарсгаард) заменяет опального Яшина, никто не выглядит пьяным. Также никому в группе не приписывается некомпетентность. Другие протесты групп ветеранов, угрожавших подать в суд на кинематографистов за неточности, включали необходимость читать инструкцию по эксплуатации, когда звучит сигнал тревоги (неопытный Радченко в фильме является единственным, кто запрашивает руководство); сквернословие; и, по словам одного 71-летнего экс-члена экипажа «К-19», «отвратительные и нереалистичные сцены» [Russian submariners angered 2002]. Тем не менее любой, кто знаком с фильмом «Взвод» Оливера Стоуна (1986) или другими недавними американскими картинами о вооруженных силах США, обнаружит, что именно отсутствие мата в «К-19» выглядит нереалистичным и даже странным. Никто из членов экипажа даже отдаленно не связан с чем-либо «отвратительным» – ни словом, ни делом, – хотя физическое состояние семи человек, спустившихся в ядерную камеру, действительно ужасает – когда они появляются на экране, с кровавой пеной и рвотой мечущиеся на своих койках в окружении сочувствующих друзей. Эндрю Хау оценил эту часть «К-19» как «мучительный и наводящий на размышления опыт», способный вызывать у зрителей только сострадание, но также и восхищение этими людьми, стоически переносящими очевидное приближение смерти [Howe Nd].
Могила товарища с горящими свечами и с традиционными для России хлебом и водкой