Выцветание красного. Бывший враг времен холодной войны в русском и американском кино 1990-2005 годов

Но хотя бы в воздушной сцене фильм не сводит образы русских солдат к пьяницам, клоунам или агрессивным убийцам; они – профессионалы, хотя и допускают во время работы обмен дурными шутками (как ни странно, не переведенными в субтитрах). Фактически, за исключением сержанта, критикующего разоружение, все русские солдаты, представленные в фильме и неизменно гибнущие от руки Кодорова, показаны нейтрально, без каких-либо коммунистических или иных зловещих коннотаций, свойственных предшествующей эпохе. С сочувствием показываются и российские гражданские лица, погибшие в результате крушения поезда и ядерного взрыва. В поезде едут уставшие рабочие, кормящая мать и пожилая женщина в косынке – простые люди, жестоко обреченные на гибель дьявольским замыслом Кодорова. Также и в женщине, читающей газету в пассажирском салоне, и во влюбленной паре средних лет, разбуженной крушением поезда, мы не видим никаких связей с прежней или нынешней предосудительной идеологией их страны. Помимо нескольких странных штрихов, показывающих их этническую принадлежность (бабушкина косынка, пассажирский салон, прилюдное кормление грудью) и напоминающих об отсталости России, эти люди выглядят как универсальные образцы невинных жертв. Тем не менее косвенно фильм использует русских, чтобы показать американское моральное превосходство, – не только демонстрируя генерала-отступника, безжалостного и равнодушного к судьбе людей, но и подчеркивая более высокие стандарты Дево: отдавая приказ вертолетам преследовать грузовик Кодорова, он решительно заявляет: «Что бы ни произошло, не стреляйте в гражданских».

В отличие от ценящего человеческие жизни Дево и невинных русских, преследуемый героями Кодоров по пути в Иран убивает каждого на своем пути. К тому времени, когда его грузовик наконец удается обнаружить в Дагестане, якобы всего в нескольких милях от иранской границы, Кодоров умножает свою злодейскую сущность в десятки раз: с шуткой принимая деньги за отправленное в Боснию оружие; угрожая своему боснийскому коллеге; устанавливая знак Красного Креста на своем грузовике, несущем груз смерти; выражая ненависть к нищете беженцев, спасающихся от войны между Арменией и Азербайджаном; убивая своих соотечественников на российском блокпосту и т. д. Однажды он даже принимает позу, вызывающую в памяти нацистов – когда, сложив руки за спиной, одетый в коричневую униформу и с пистолетом на ремне, он стоит спиной к камере, снимающей его с верхней точки, – в этот момент его доминирующая в кадре фигура выглядит олицетворением сил зла[224].

Более того, информация о Кодорове, предоставленная героям в Вене Вертиковым, одновременно передает деспотизм коммунистического общества и подтверждает глубокую коррумпированность генерала. Вертиков говорит Келли и Дево:

Алик Кодоров происходит из поколения офицеров, которые выросли в рушащейся системе, […состоящей из] очередей безработных, грязных маленьких квартир… <…> Кодоров и его друзья были уверены в том, что с ними всего этого не случится. Но эта система дала трещину. Для Кодорова это был выход из положения, его единственный шанс.

Но, что хуже всего, согласно формулам боевика, Кодоров косвенно ответственен за засаду, устроенную по его наводке, а также за убийство Вертикова. Само это столкновение с австрийской мафией помогает Дево продемонстрировать свои джеймсбондовские навыки лихого вождения на венской площади автомобиля (естественно, белого – по контрасту с черным автомобилем злодеев) и добавляет к его неутомимому преследованию русских мотив «мести за умершего приятеля». Критик «Sight and Sound» Энди Медхерст точно охарактеризовал эту сцену:

Одной из тренировочных груш Клуни является подонок Кодоров, и это говорит о том, что во всей этой неразрешимой неразберихе боснийской ситуации Душана невозможно демонизировать, но зато всегда найдутся надежные демоны-русские, которых можно преследовать и изгонять. Но даже здесь «Миротворец» дистанцируется от дебильного менталитета холодной войны, противопоставляя Кодорову симпатичного Вертикова, чье жестокое убийство для того и совершается, чтобы узаконить большую часть дальнейшего хаоса, спровоцированного США [Medhurst 1997: 50].