Мазур подумал, что все-таки догадка его была верна и что Маша, очевидно, выехала из квартиры, может, эвакуировалась, может, просто переехала. А еще он подумал, что тут тоже живет какой-то А. И. Он ведь и сам был А. И. – Андрей Иванович. Было бы забавно, если бы у них совпали не только инициалы, но и имя-отчество.
О том, что Маша могла не просто переехать, а выйти замуж, он почему-то не подумал.
Так или иначе, теперь надо было идти в справочный стол или милицию, пытаться узнать, куда могла выехать его Маша, Мария Кузьминична Антонова. А может, этот самый Селиверстов А. И. что-нибудь знает о ней? Шансов, конечно, немного, но попробовать можно, никто же его не укусит.
Он одернул на себе гимнастерку, поправил вещмешок за спиной и позвонил в дверь. Дверь, кажется, уплотнили с другой стороны, и теперь она скрадывала все звуки, так что Мазур не услышал никаких шагов. Просто кто-то посмотрел в глазок – раньше его тут не было, – после чего дверь приоткрылась.
– Вам кого? – спросила стоящая на пороге женщина с холеным и несколько брезгливым лицом. Голову ее венчала высокая прическа с валиками на макушке, волосы были обесцвечены. Фигуру тесно охватывал красный шелковый халат, короткие рукава обнажали белые полные руки.
Мазур настолько был не готов ее увидеть, что в первый миг даже не узнал. А она тем более его не узнала, потому что тринадцать лет назад из города уезжал молодой мужчина двадцати семи лет, а теперь перед ней стоял побитый жизнью человек без возраста. Волосы его поседели, глаза выцвели, в углу рта пролегла скорбная морщинка, скулы обтянуло красноватой, словно обгоревшей на солнце кожей.
– Вы к кому? – спросила она.
Он несколько секунд смотрел на нее молча, так что в глазах ее даже зажглась тревога, потом медленно проговорил:
– Здравствуй, Маша. Это я.
Она пару секунд вглядывалась в его постаревшее, серое лицо, потом во взоре ее мелькнула паника.
– Нет… – сказала она, отступая на шаг, внутрь квартиры. – Нет-нет…
– Маша, – повторил он, – я вернулся.
Он не мог поверить в это чудо. Маша стояла перед ним живая и здоровая, он видел ее наяву, мог коснуться рукой. Но она только отчаянно мотала головой, словно лошадь, запутавшаяся в удилах.
– Нет, – говорила она, старясь не встречаться с ним взглядом. – Не нужно. Не нужно этого! Я знаю, я виновата, но ты… ты сам должен понимать. Я не могла так больше, я погибала одна. Я ведь правда чуть не умерла, а Артемий Игоревич спас меня, он буквально меня спас. Как же я могла ему отказать, кто бы я была после этого? Неблагодарная свинья! А я не могла, понимаешь, не могла…
Она все лепетала странные слова, смысл которых никак до него не доходил, а он все стоял на месте, не решаясь войти внутрь. Столько лет он ждал, столько лет надеялся, а теперь совершенно невозможно было поверить, что она ему не рада, что совсем не хочет его видеть.
– Послушай, – продолжала она торопливо и бессвязно, – послушай, послушай, послушай! Он сейчас придет, и это будет ужас, это будет ужас. Он ведь генерал-майор, он очень ревнивый, ты не представляешь, что тут начнется. Я тебя прошу, я умоляю, я…
Тут глаза ее озарились какой-то странной мыслью, она махнула рукой и убежала внутрь квартиры, а он все стоял, словно превратившись в камень, и не мог ни двинуться с места, ни слова сказать.
Спустя полминуты прибежала обратно, в руках ее были банкноты, целая пачка банкнот. Она стала суетливо совать ему деньги в руку, прическа ее растрепалась, отдельные локоны некрасиво и жалко падали на лицо.
– Вот, – говорила она, – возьми, возьми. Я потом еще дам, только, пожалуйста, больше не приходи, я очень тебя прошу, не приходи больше!
В голосе ее звучало такое отчаяние, что он лишь кивнул. Потом, разжав руку с деньгами, повернулся и медленно и неуклюже стал спускаться по лестнице. Краем глаза он видел, как она, что-то бормоча, стала быстро-быстро собирать разлетевшиеся по полу деньги. Но он уже не глядел на нее, он шел прочь, прочь отсюда, чтобы никогда сюда больше не вернуться.
Случилось именно то, чего он боялся больше всего. Авиабомба попала в Машин дом, и Маша погибла. А женщина, которую он только что видел перед собой, никакого отношения к ней не имела.
Что ж, теперь он свободен. Он сделал все, что мог, и даже больше того. Теперь он воротится в свою бывшую квартиру, устроится на работу и постарается по-человечески провести остаток жизни. Он постарается забыть обо всем плохом, что с ним было в эти годы, он начнет жизнь заново, тем более у него все для этого есть. И он безотчетно ощупал правой рукой вещевой мешок, висевший у него на спине и слегка оттягивавший ему плечи.
Внезапно у него возникло странное ощущение: вещмешок сделался ужасно тяжелым и медленно, но верно стал пригибать его к полу. Мазур изумился и повернул голову, пытаясь понять такое странное поведение мешка. Глаза его встретились с ненавидящим взглядом капитана Горового.
– Ну, здравствуй, Циркуль, – сказал он негромко, – здравствуй, друг.