Выжить в лесу Междумирья

Большими хлопьями падал снег. Можно сказать, что первый в этом году: однажды в воздухе уже летали редкие снежинки, но выглянуло солнце, и они исчезли.

Михаилу Петровичу не хотелось спать. Он стоял у раскрытого окна, полной грудью вдыхая холодный воздух… недостаточно холодный для его пылающей головы.

Какой прекрасной была сегодня крылатая женщина! Он поцеловал ее руку и невольно задержал в своей руке… как это невольно? Очень даже своевольно, грубо! Старый ловелас! Бесчестный, жалкий донжуан!

Благородная женщина сделала вид, что ничего не случилось, – вернее, кроткой улыбкой она простила его. Однако поморщилась, когда он положил на стол тетрадь со все еще недописанной первой главой романа. Разумеется, настроение у нее испортилось. Да и Тимофей что-то был не в духе, буркнул: «Как-нибудь без рыжего справляйтесь».

Неожиданно откуда-то появилась арфа, и фея начала играть, полузакрыв глаза и чуть касаясь пальцами струн. Душа Михаила Петровича погружалась в нежные волны волшебной музыки, обещающей исполнение желаний и прощение. Глаза затуманились, или комната действительно наполнилась туманом? Казалось, что арфа и крылатая женщина поют, но это было пение без слов – зачем слова чудесным существам из фантазий и снов!

Ирина и Катя с любопытством заглянули в комнату, но почему-то не захотели зайти и торопливо закрыли дверь. Фея больше не прикасалась к струнам, арфа играла сама. Музыка изменилась, она приглашала к танцу. Прелестные руки легли на плечи Михаила Петровича.

– Я ужасно давно не танцевала, но ведь вы не будете надо мной смеяться?

– Я тоже давно… со студенческих времен, – промямлил Михаил Петрович, мгновенно покраснев, его губы задрожали.

Нежная рука, которую он поцеловал, теперь гладила ему щеку – гладила, пока его губы не перестали дрожать.

– Я не знала, что вы были студентом… хотя, кажется, Сергей Юрьевич говорил.

– Да, я окончил университет, но учителем работал только несколько месяцев. Выяснилось, что у меня нет педагогического таланта. Я не мог заинтересовать детей, поэтому они скучали, ходили на головах.

– Жаль, что я не могу подарить вам немного от моего педагогического таланта, – улыбнулась фея. – На моих уроках детишки сидели бы не шелохнувшись. Я, кстати, тоже училась, но меня отчислили примерно со второго курса за плохое поведение.

– Как у вас строго. Я не слышал, чтобы из нашего университета кого-то отчислили за плохое поведение.

– Королеве приходится быть строгой с крылатыми девушками.

Михаил Петрович вдруг понял, что голова феи совсем рядом, ее роскошные локоны летят ему на лицо, и он ловко кружится в каком-то незнакомом танце.

– Не бойтесь, у вас хорошо получается, – прошептала красавица.

Однако Михаил Петрович начал запинаться, и тогда музыка вновь изменилась, подстраиваясь под медленные, робкие движения человека.

– Простите, я такой неуклюжий!

– Это я виновата: вы знаете, что я злюка, и не можете расслабиться.

– Нет, вы очень добрая! Мне так хорошо рядом с вами, будто я снова стал пятилетним мальчишкой и оказался в сказочном королевстве, в котором всем радостно и спокойно под вашими крыльями!

Фея остановилась, и арфа перестала играть. Михаил Петрович подумал, что сказал что-то глупое, обидное. Его плечи поникли, но тотчас он почувствовал на своей щеке теплую, мягкую, как у ребенка, ладонь феи. «Дитя, она еще нежное дитя, а я спрятался под ее крыльями!» Он поднял голову и увидел, что глаза красавицы смеются.

– Михаил Петрович, мы обязательно продолжим наши танцевальные занятия. Может быть, уже завтра, но сейчас в сказочное королевство пришла ночь, и одному пятилетнему парнишке пора под одеяло, потому что он имеет непонятную привычку вставать ни свет ни заря.

– Тимофей Васильевич, позвольте предложить вам еще кусочек колбаски.

– Он будет лежать на вашей прелестной ладони?

– Да… – зарделась Ирина.

– Лучше положим колбаску на мою ладонь, – сказала Катя, – я не хочу, чтобы Тимофей Васильевич объелся и ему стало плохо.

– Не волнуйтесь, милые дамы. Как любил говорить мой друг Коля, я меру знаю.

Ирина улыбнулась.

– Может быть, ваш друг иногда ошибался?

– По-всякому бывало, – признал Тимофей, – однако уверенность мужчины в своих силах важнее мелких ошибок.

– Вы совершенно правы. Джеймсик, как настоящий мужчина, всегда был уверен в своих силах и порой делал маленькие ошибки… и знаете, он тоже обожает копченую колбаску!

– М-да, знаю.

– Ах, сегодня такой чудесный день! – Катя сложила ладошки и мечтательно подняла глазки к потолку. – Немножко холодно, но светит солнышко, и так хочется погулять! К сожалению, у нас с Иришей ужас сколько работы!

– Чем бы вам помочь… давайте, я что-нибудь оближу, чтобы не мыть.

Ирина грустно улыбнулась.

– Вы очень хороший товарищ, Тимофей Васильевич. Уверена, что вы поймете меня и Катю, мы днем и ночью думаем: «Как там наш маленький… господин композитор?»

– Ох, какие вы, женщины, беспокойные. Щегол – птица неизбалованная, легкий морозец без ветра для Чира зимой самая подходящая погода, поэтому можете думать: «До чего же теперь хорошо маленькому господину композитору!»

Ирина вытерла пальцем слезинку.