Взаперти

– Тебе был год, когда отец умер. Ты знаешь, он ушел от моей мамы, когда твоя забеременела и узнала, что будет сын. Ты еще не родился, когда у него обнаружили рак, уже на поздней стадии. Я тогда старалась им не интересоваться, но мама переживала, приходилось слушать. Он не любил врачей. Он, по-моему, вообще никого не любил. Лечиться не хотел, твоя мать не смогла его заставить. Когда он умер, она принесла тебя нам. Сказала, что у нее неподходящий образ жизни и нет денег. Как будто у нас были! Но мама всегда была доброй… Старалась быть. И взяла тебя.

Замолкает. Я морщусь: такой хороший момент откровенности, и так испорчен интонациями непрожитой боли! Эл на экране тихо благодарит сестру, губы дрожат. Он старается казаться спокойным, но живая мимика не позволяет. Бет бережно накрывает ладонь брата.

– Ты думаешь, единственный человек, которому ты был нужен, умер.

– Нет. – Он качает головой, криво улыбаясь. – Хуже. Я думаю, что мое рождение принесло всем кучу проблем. Даже отцу. Если бы он остался с твоей мамой, то…

– Ты сам недавно говорил, – мягко прерывает Бет, – нет смысла переживать о том, что было бы, если. У нас нет машины времени.

Неудачная формулировка, доктор, хотя вы оба не замечаете двусмысленности. Получается, если бы была возможность, ты бы отменила своего брата. Если бы двадцать лет назад у тебя было право голоса, ты отнесла бы брата в приют и забыла о его существовании, а так вы оба живете с гремучим коктейлем любви и ненависти, таким сильным, что проще не видеться вовсе.

Проще. Но не лучше. Вы друг для друга – последний шанс извлечь занозу недоверия. И когда вы это сделаете, сил хватит перевернуть, если не весь мир, то хотя бы ваши жизни. Вы ведь уже сложившаяся пара. Теперь это очевидно даже вам самим.

На экране за их спинами все еще мерцает застывшая картинка, Эл на ней сжался на полу бокса, лицо искажено рыданиями. Морщусь, отключая. Я должен был дожать Бет. В конце концов, это самое мягкое из наказаний, которое я мог назначить. Почему же сейчас, когда ледяная броня ярости ушла, я чувствую себя предателем?

Она много раз повторяла: «Мы доверяем тебе». Она в самом деле доверяла, а не только подчинялась. Что я сделал с этим доверием?…

Однако, прежде чем вина разъест меня кислотой, Бет зовет:

– Дождь… – Делает паузу, давая мне время переключиться. Щелкаю кнопкой микрофона, демонстрируя согласие на диалог. Она не улыбается, только вскидывает голову, – ее взгляд не стал мягче за прошедшие полчаса. – Она спустится к нам.

Не могу понять, было ли это вопросом, но отвечаю:

– Да.

Бет медлит, словно вслушиваясь в эхо моих слов. Уточняет:

– Как со вторым тестом? Ты придешь к ней снова.

Стискиваю зубы, не уверенный, что смог сдержать болезненный вздох, слишком похожий на ответ.

Вот теперь Бет улыбается, расцепляет скрещенные на груди руки. Повторяет то, что я уже не надеялся услышать:

– Я доверяю тебе.

– Обещаю, что не зря, – отзываюсь тихо.

Миротворец тут же отключает микрофон, он раздражен нашей слабостью. Эдриан смотрит в глаза Бет с надеждой и переводит дух, когда убийственные дула снова становятся теплыми глазами доктора. Я не хочу причинять тебе боль. Я, кажется, никому из вас…

Горло словно стискивает холодная рука, дергаю воротник. Встаю рывком, наливаю себе воды, уговаривая успокоиться. Мне скоро проходить тест, пусть даже упрощенный, с учетом состояния напарницы. Совсем убрать все препятствия будет нечестно по отношению к остальным, кому я не давал поблажек.

Пока в бокс шагают Бет и Эл, держатся за руки, как заблудившиеся дети. Эл оглядывается на лестницу, но дверь за спиной уже закрылась, Бет подбирает наручники, застегивает на запястье, протягивает брату второй браслет. Советует:

– Надевай на здоровую руку.

Он кивает. Левая плотно примотана к груди. Может, эта повязка и полезна для заживления перелома, но проходить с ней бокс будет тяжело. Впервые открываю настройки, чтобы понизить сложность. Вопрос все-таки не в физической подготовке, а уровень доверия у них достаточный.

Эл вздыхает, глядя, как исчезает ловушка, Бет искренне благодарит.

Мне рано к Элли, но я беру планшет и иду. По дороге смотрю, как на седьмом Рика и Мори будят всех шумом. Отсутствие доктора первой замечает Бемби, спрашивает новичков.

– Наверху, – улыбается Рика. – Как насчет рассказа по порядку? Меня он спер позавчера, Мэри чуть пораньше.

– Первого октября, – уточняет тот. – Называйте меня Мори, пожалуйста.

– И вы уже тут? – переспрашивает Лекс, обнимая Винни, словно плюшевую игрушку. – Дождик же вроде запрещает…

– Э, а почему Дождик? – удивляется Рика.

Они наконец перестают торчать посреди комнаты, Винни уходит досыпать, Бемби вместе с новенькими садится за стол. Открывая свою потайную дверь, слышу, как объясняет Лекс:

– Это кто-то сверху придумал, мы его психом и маньяком называли. Может, это потому, что он всех в дождь воровал?