– Все можно решить. – Он кажется спокойным, но по глазам видно, какими словами он мысленно кроет незнакомого босса, как пытается переплавить ярость в обвинительную речь. – После таких показаний отдел по борьбе с наркотиками будет тебя лелеять, как долгожданное дитя.
Бемби прокашливается, кивает:
– Да, с такой информацией можно приходить в участок, но лучше не в любой, а в центральный. Вас ведь кто-то крышует, в центральном людей больше, даже если попадешь не к тому, его коллеги поинтересуются, зачем пришел, что сказал. И попроси убежища сразу. Хоть в камере, но чтобы ты за порог после своих показаний не выходил. – Достает сигареты из нагрудного кармана скомканной рубашки, закуривает. Добавляет задумчиво: – Это будет крупнейшая операция в округе за последние годы. Два десятка повышений, десяток скандалов и увольнений… Давай-ка лучше тебя приведу я. С одной стороны, свой человек, а с другой – достаточно посторонний, чтобы никто не заподозрил, что я хочу взлететь на чужом деле.
Она уточняет детали, и лицо Винни постепенно озаряется почти мальчишечьей верой в чудеса. Незаметно встает с дивана Бет, убирает в аптечку противоожоговое средство. За ней следует Эл, молча кивает на лестницу. Они ведь собирались пройти тест, но потребовалась помощь врача.
Инструкция, в предпоследний раз. Они смотрят друг на друга, улыбается Эл:
– Удачи.
Кивает Бет, первой идет к своей двери. Если не поменяются сейчас, сначала она будет вести.
– Осталось отсюда выйти. – В комнате отдыха звучит голос Элли, намного более спокойный, чем можно было ожидать.
На нее оглядываются осуждающе, Винни замыкается – еще бы, для него подобные интонации знакомы. Лекс обнимает напарника:
– Ага. Сейчас пойдем, да, Винни?
Он только дергает плечом. Рика, оглянувшись по сторонам, замечает:
– Не-а, там занято, док с братом пошла. Блин, жалко, что нельзя в следующий тест попасть!
– Давай проверим? – Загораются глаза у Элли.
– Я могу, – коротко отвечает Бемби. – Вопрос только в том, пустит ли Миротворец.
– Пусть попробует не пустить!
Моргаю. Ах вот как? Ладно. Я решу эту проблему.
Блокирую следующий бокс, отключаю трансляцию с лестницы и все оповещения. Рискую, конечно, но это единственный надежный способ защититься от сестры.
В боксе все спокойно – Бет ведет брата уверенно, даже лицо остается неподвижным, и я, посмотрев на эту искусственную идиллию, переключаю ловушки обратно на шипы. Бет, заметив мерцание, велит брату остановиться, он замирает на полушаге. В очередной раз жалею, что не различаю мимику. Надо было ставить обычное ночное видение, а не тепловизор.
– Я ничего не могу сделать, да? – сбивает с мысли голос Эла. Боль в голосе не меньшая, чем после удара током.
– С чем? – спрашивает Бет. Видно, что ей не хочется говорить, но нужно. Добавляет: – Эл, я хочу просто вывести тебя отсюда, и все.
– Ага. – Он кивает. – А я хочу, чтобы это было не зря. Меня бесит Миротворец, бесит то, что он придумал, но все-таки…
– Все-таки что? – сердито уточняет Бет. – Ты считаешь, что это правильно и может помочь?
– А ты нет?
Бет вздыхает. Она знает, что тесты в самом деле делают их ближе друг к другу, они оба это видят. Ей просто не хочется сближения, не хочется в него верить. Гораздо проще вычеркнуть брата из себя, верно, доктор? Не думать о нем, жить так, словно этих двадцати лет не было. Это невозможно. Ты должна понимать, но все равно делаешь вид, что тактика страуса помогает.
Эл выговаривает наконец то, что знает давным-давно:
– Я не могу заслужить любовь. Твою, или мамы, или чью-нибудь еще. Она просто есть или ее нет, и я ничего не могу с этим сделать.
Бет молчит, а ее брат садится на пол в боксе. Всхлипывает.
– Я слабый, – говорит тихо. – Это так противно, быть слабым. – Спустя всего несколько секунд встает, трясет головой. Звучит искусственно бодрый голос: – Ладно, минутка откровений завершена. Куда идти?
Увеличиваю масштаб, вглядываясь в лицо Бет. Она хмурится, глаза влажные. Кажется, она хочет что-то сказать, но вместо этого встряхивает головой так же, как брат. Вполголоса командует:
– Вперед.
Когда я наконец вижу Эла на нормальных камерах, вид у него такой, словно его пожевали и выплюнули, хотя он не попал ни в одну ловушку. Бормочет себе под нос:
– А можно было просто сунуться под шипы, и все бы закончилось.
Бет, уже вошедшая в лабиринт, вздрагивает, требует:
– Нет!
– Да я все равно уже опоздал, – болезненно улыбается Эл. – И не смог бы. Я же не ты.
Подходит к столу, разбирается с управлением.
Бет переваривает его откровение. Вздыхает:
– Никогда не хотела быть сильной. Просто была. Иначе не выдержала бы. Знаешь, как было сложно не сбежать из дома в пятнадцать лет?
– Но ты же не сбежала.
– Я – нет. А ты – да, хоть и позже. Правильно сделал. Меня держали жалость к маме и чувство долга, желание быть хорошей. А внутри я иногда думала…
Она осекается. Эл смотрит на мерцающую точку схемы, на лице одновременно мука и понимание. Он догадывается, о чем она не говорит. Дети такие хрупкие, верно? Ты думала об этом, доктор Литтл?