Взаперти

Несытов был раздавлен. Уж про начальника ПСП было известно, что он словами не бросается. Генерала с полковником вор видел впервые. Чего стоят их угрозы, не знал. А главный сыщик способен отравить жизнь не только рядовому красному, но и любому «ивану».

– Что я должен сделать?

– Дать правдивые показания. И убедить двух других сделать то же самое.

– Кайзеров меня зарежет за такое.

– Лука едет на Амур строить железную дорогу.

– Он сбежит!

– Сбежит – опять поймаю, – грозно посулил Филиппов. – А ты сядешь или в Литовский замок на шесть годков, с пожизненным запретом проживать в столицах. Или в арестный дом на год. Выбирай.

Ванька зажмурился.

– Дикие туземцы скучают, – напомнил ему Продан. – Будешь у них трудиться козой.

– Дайте мне поговорить с коренником[127].

– С Вовкой Бабкиным? – уточнил Филиппов. – Да он здесь, сидит в моей приемной. Позвать?

– Ага.

Вошел второй вор, оглядел комитет по спасению Лыкова и напрягся.

– Здравия желаю.

Господа угрюмо молчали, игнорируя его приветствие. Несытов сказал компаньону:

– Вовка, надо признаться.

– В чем?

– Сам знаешь. Мне тут за Лыкова чуть голову не отшибли. Страсть чего обещали. Это все его приятели.

Бабкин особенно внимательно изучил Таубе и Запасова:

– Что, и генерал с жандармским полковником тоже?

– Угу.

– С жандармами связываться себе дороже…

– Да тут любой страшнее страшного! – истерично выкрикнул Ванька. – Знал бы – отказался тогда. Что делать-то?

– А Кайзеров с Дригой?

Тут в разговор вступил Титус. Он показал ворам свежеиспеченный судебный приговор. Луку Кайзерова приговорили к пятнадцати годам каторги, а Степана Дригу – к девяти с половиной.

– Видите? Те, кто вас шантажировал, теперь далеко. Послушай, Вовка, господ сыщиков.

Владимир Гаврилович повторил Бабкину свое предложение: изменить наказание с исправительного отделения на тюрьму. Путем несложных подчисток в паре бумаг. Или можно натянуть на шесть лет!

Азвестопуло показал перехваченные письма и угрожающе констатировал:

– Одного этого уже хватит для пересмотра дела Лыкова. Если мы возьмемся за вас как следует, сломаем рано или поздно. Только никаких уменьшений срока уже не будет. А Отдельный корпус жандармов добавит уголька в костерок. Правда, Дмитрий Иннокентьевич?

Запасов угрожающе распушил усы:

– Да за нашего Лыкова! Прокламаций вам подброшу и «наган». Тогда сразу каторга.

– А я секретный план Ново-Георгиевской крепости, – подхватил капитан Продан. – Восемь лет в цепях.

– Но ничего этого не было, – пытался защищаться Бабкин. – Я уже обвинительный акт видел. Там ни прокламаций, ни планов крепостей.

– Это называется «пересмотр дела по вновь открывшимся обстоятельствам», – снисходительно пояснил Азвестопуло. И стал загибать пальцы: – Сыскная полиция против вас. Политическая тоже. Плюс Военное министерство. С такими врагами в цинтовке скучать не дадут. Вы рискуете… – сыщик поднял палец, – …самою жизнью! За ради кого? Луки со Степкой?

Таубе, не вставая со стула, топнул ногой:

– Рассказывайте, как дело было!

И фартовые наконец сломались. Перебивая друг друга, они начали признаваться. Упирали при этом на свой страх и безвыходное положение. Гайменники обещали зарезать. А они рядовые воры, ножика в руках сроду не держали. Надо прямо сказать, ваше превосходительство, – сдрейфили. Ну и деньги в тюрьме не лишние.

– Как вы все оказались в одной камере? – стали уточнять сыщики. – Сразу так вышло или кто-то вас собрал?

– Собрали. Сперва мы двое сидели на третьем этаже, в большой. А за четыре дня до убийства вдруг перевели нас в девятую, шестиместную. Следом Трунтаева. А еще через день гайменников. Они сразу сказали, что на днях пришлют к нам шестого, Вовку Держивморду. Которого надо зажмурить, а повесить на скобеля[128] по фамилии Лыков. Мы растерялись: в чужую свару лезть боязно, как бы не того… Однако ребята оказались строгие, особенно, конечно, Лука Кайзеров. Такой зарежет и глазом не моргнет. Выставил он условия насчет царенки[129] – семьдесят пять каждому. Или иначе складка.

– Так уж прямо и складка, – не поверил Владимир Гаврилович. – Убить трех сокамерников? Как Лука собирался это сделать? На испуг брал. Скажите лучше честно, что купились на деньги.

– Нет, мы правда скесовали[130], – признался Бабкин. – Лука – блатной серьезный. Еще не «иван», конечно, но уже маз. Ну и деньги.

– А где гайменники их взяли?

– Им Фуршатов приносил все, что нужно. Канку, стирки[131] и суммы большие передавал. Степка, выпивши, проболтался, что за оговор Лыкова они получили по тысяче. Для этого бандитам пришлось убить своего фартового, Вовку Держивморду. У Кайзерова к нему были свои давние счеты. Не поделили они дербанку, долю то есть. Подробностей мы не знаем, но Лука имел на Вовку зуб. Тем охотнее он его и сложил.