Взаперти

Часовые на вышках спохватились и открыли им вслед огонь из винтовок. Они свалили четверых из двадцати вырвавшихся. Еще троих к вечеру сумели разыскать в Александровском. Троих взяли через день в Иркутске. Оставшиеся десять человек исчезли бесследно. Так что акцию каторжан в целом можно признать успешной.

Чего не скажешь про охранников. Трое из них были убиты, четвертый вскоре умер от ран. Кроме того, надзиратель и солдат получили тяжелые ранения.

Имена сбежавших сообщили в ГТУ. В депеше было сказано, что один из них – человек неизвестного звания. Он-то и являлся организатором побега. Лишь спустя время удалось установить его имя – Никита Кутасов. Причем статейный список арестанта загадочным образом исчез из тюремной канцелярии.

Судя по открытиям Алексея Николаевича, Сарданапал из Сибири перебрался в Киев. Там он примкнул к банде изувера Коломбата. После ее разгрома сумел избежать ареста, спрятался в Москве и затем по своей воле сел в Литовский замок. Чтобы сбить полицию со следа. Для этого Кутасов стал мелким вором Вавилой Жежелем. Надзиратели Семибашенного даже не подозревали, что этот «черный человек» виновен в смерти их товарищей по службе…

Глава 20 Разгром «иванской» аристократии

– Итак, кто командует «перекраской» бандитов? – требовательно спросил у Салатко-Петрищева сыщик.

– Какой «перекраской»? – растерялся тот.

– А ты не знаешь? Берут опасного преступника и делают из него мелкого. Фабрикуют документы, затем тот нарочно попадается полиции и садится на маленький срок под чужим именем. Помоем, покрасим, и выйдет Герасим…

– При чем тут я, финансист? Кто мне скажет? У них лишние вопросы не приветствуются.

– У кого у них?

Салатко-Петрищев обессиленно присел на краешек стула.

– Уф… Как я уже сказал, Литовским замком правит банда Жежеля. Кто в других тюрьмах верховодит, мне неизвестно. А всю эту «перекрасочную мастерскую», назовем ее так, придумал кто-то из градоначальства.

– А не из тюремного отделения губернского правления? – в упор спросил Алексей Николаевич.

Ложный банкрот захлопал глазами, затем прошептал:

– Они не поверят, что вы сами узнали. Подумают на меня. Тогда мне крышка…

– Выдай шайку, я от них камня на камне не оставлю.

– Да вы такой же арестант!

– Разве только с виду. Ты еще не понял? Где я прошел, там три года куры не несутся. И господин Икс, допустивший, что меня посадили сюда, сильно просчитался. «Перекрасочной мастерской» конец. Расскажешь все, что знаешь, – отпущу. Будешь жить в своей камере, как прежде.

– Что вы намерены делать? – решил уточнить Салатко-Петрищев.

– Спустить с поводка свору легавых. Вызову Филиппова. Всех «иванов» с их «причандалами» раскассируют…

– В каком смысле?

– Изымут отсюда и рассадят по одиночкам в Доме предварительного заключения. Вскроют настоящие имена – по пальцевым опечаткам, приметам, фотографиям. И укатают в каторгу, надолго. Кое-кого и повесят за старые грехи.

– В Домзаке они сговорятся, как бы вы их ни рассаживали.

– Ты имеешь в виду арестантскую почту Келиберды? За ней уже две недели следят сыщики и читают все письма. Той лавочке тоже конец.

– Вам и это известно…

Лыков двумя пальцами поднял афериста со стула и примерился. Как будто хотел ударить… Тот зажмурился и ждал.

– Ну? Врезать или скажешь?

– Они узнают – убьют. Извините, жизнь дороже тумака.

Сыщик понял, что немногого добьется угрозами. Фартовые большого калибра скрываются не только в Семибашенном. Тот, кто выдаст главаря этой «мастерской», подпишет себе приговор.

– Тьфу! Айда к Никанору Ниловичу. Пусть немедленно посадит в одиночку Жежеля. А еще вызовет Филиппова. Пора жечь каленым железом ваше образцовое заведение…

Кочетков долго не верил тому, что сообщил ему арестант Лыков. Он телефонировал в Департамент полиции Лебедеву и потребовал подтвердить сведения об облигациях убитого в Киеве купца. Василий Иванович зачитал дословно слова из циркуляра. Да, бумаги в розыске. Нужно немедля передать их в сыскную часть с секретным отношением. В отношении указать обстоятельства находки и лиц, замешанных в деле.

Тут перед Лыковым возникла проблема. Смягчить участь афериста или нет? С одной стороны, за что ему оформлять добровольное признание? Он отказался назвать заправил преступной махинации. Сознался Салатко-Петрищев только в мелочах, и то под весом неопровержимых улик. С другой стороны, и Кочетков, и Непокупной смотрели на Алексея Николаевича просительно. Физиономии тюремщиков говорили сами за себя. И сыщик сдался:

– Черт с вами. Пусть пишет явку с повинной.

Стражники облегченно вздохнули. Аферист тут же накатал признание. В нем указал, что получил от арестанта Жежеля купоны для реализации и сдал их добровольно начальнику тюрьмы. Поскольку не желал участвовать в преступной сделке. Взял из страха за свою жизнь, а потом совесть проснулась…

Одна проблема разрешилась, но тут же возникла вторая. Когда Жежеля велели доставить в контору, выяснилось, что он исчез.