Взгляд из-подо льда

К трём годам Адриана перестала воспринимать слово «нет». На «нет» у неё срабатывала одна и та же реакция – слёзы и устойчивый крик. Она кричала: «Да! Да! Да!», перекрикивая родителей, притопывая ножками и стуча ручками вдоль туловища. И папа сразу же бежал выполнять любую её прихоть. Конфеты вместо ужина, просмотр мультиков вместо занятий в школе раннего развития, полный шкаф платьев, которые дочка не успевала надевать, потому что вырастала быстрее. Папа приносил ей домой хомячков, попугайчиков и котят, чтобы порадовать любимую принцессу. А в четыре года у Адрианы появились мобильный телефон, планшет и первые серёжки-гвоздики с бриллиантами, которые папа подарил ей на Рождество. Одного похода в детский сад, где Адриане не понравилось, хватило, чтобы они с папой решили – ходить туда незачем… Папа души не чаял в долгожданном ребёнке и ни в чём не отказывал юной принцессе. Адриана росла в роскоши.

Эрих. Май 2016 года.

Когда ей исполнилось тринадцать лет, она влюбилась. Его звали Эрих. Ему было семнадцать. Высокий, спортивного телосложения, блондин с чёлкой, спадающей на левый висок, белоснежная улыбка, – всё это заставляло её светиться. Эрих заезжал по утрам за ней на стареньком мерине и отвозил в школу, а иногда они ехали к нему домой, и это случалось намного чаще. Эрих был совсем другим, не таким, как парни, что приходили в дом Адрианы со своими родителями – коллегами, друзьями отца. Он был из неблагополучной семьи. Он не учился в школе, подрабатывал в мастерской по ремонту мотоциклов, проводил время в большой компании друзей, и они «зависали» в кофешопах – заведениях, где продают марихуану. Для Адрианы всё, что связано с Эрихом, было новым, интересным, манящим. Она надевала утром школьную форму, складывала в рюкзак джинсовую юбку, колготки в сетку, грубые кожаные ботинки, кроп-топ и обязательно чёрный карандаш для глаз. Спускаясь из своей комнаты в прихожую, она говорила маме:

– Пока, мамочка!

– До вечера, милая, – мама провожала её, нежно улыбаясь и закрывая за ней дверь.

Адриана проходила два соседних дома, заворачивала за третий, и, прячась там за мусорными баками, переодевалась, подводила глаза чёрным, распускала волосы и проходила ещё квартал, где её ждал Эрих. «Веселье начинается!» – процеживал он сквозь улыбку, целуя её в губы. Они ехали на огромной скорости из района, где жила семья Адрианы, с красивыми домами и дорогущими машинами, стоящими возле них, в совершенную противоположность. Она была самая счастливая на свете! Она умела особенно чутко ощущать и пропускать себя через это необыкновенное блаженство. Такой же счастливой она ощущала себя все пять месяцев с Эрихом в их первый поцелуй, секс, косяк. Она растворялась. Она любила.

Как ни странно, но Адриане удавалось скрывать всё от родителей. Эти переодевания, выдумки на вопрос «Как в школе?» и неподозрительно нежная Адриана по вечерам за ужином с родителями не наводили их ни на одну плохую мысль.

Родители узнали о том, что в жизни дочери произошли глобальные перемены только после того, как им домой позвонили из школы. Ужас, который пришлось тогда пережить маме Адрианы, считавшей свою семью эталоном, а затем и папы, готовившим в то время предвыборную кампанию на выборы обера-бургомистра, можно было бы сравнить с крушением авиалайнера, на котором, как казалось старшим Мерчам, семья направлялась в светлое, прекрасное будущее, а он потерпел падение и крах.

Вернувшись домой после разговора с классным руководителем, мама Адрианы уставшая поднялась по лестнице дома и медленно подошла к закрытой двери, ведущей в комнату дочери. Её мучала сильная головная боль, в области висков пекло, и она, положив ладонь на ручку двери, сделала глубокий вдох, прежде чем отворить её. Она ощущала страх внутри себя, страх за то, что всё услышанное о её некогда маленькой дочке подтвердится, она увидит или найдёт то, что уже не сможет развидеть и её мир в эту секунду рухнет. Выдох был таким глубоким, что высвободил у женщины место для новых сил, пришедших к ней с новым вздохом, и она фурией ворвалась в комнату. Здесь царил идеальный порядок, вещи все сложены, кровать заправлена, ни одного предмета не на своём месте. Этот притворный порядок, которому она уже не верила, ища и предполагая, что гниль, отравляющая их жизни, спрятана где-то совсем рядом. Женщина начала по какому-то мановению рук открывать шкафы, вырывать ящики из ниш, вытряхивать сумки дочери, вываливая вещи на пол, крушить и разбивать всё, что попадалось на пути.