Взятка. Роман о квадратных метрах

главное, чтобы это было всякий раз новым и не входило бы в привычку. Люди, которые привыкли к одному и тому же развлечению, становятся рабами своей привычки, будь то работа, или то, что они считают развлечениями в общем понимании, или какие-нибудь вредные привычки. Но право развлекать себя – это убогое, нищенское право, куда более мелкое и незначительное по сравнению с правом любить. Любить и иметь привязанность к кому-то в этой жизни – это невероятное счастье. И я понял, что когда меня почти уже лишили счастья любить свою маму, которая все равно скоро уйдет, то я могу перейти от стадии любви к стадии развлечения. Я могу себе это позволить. Я могу себе позволить развлечение называть вещи своими именами, теми именами, которые придумал им я.

7

Совещание у Кисина происходило, как это принято называть, «за плотно закрытыми дверями». Я никогда прежде не встречался с Бабуриной, что называется, нос к носу, никогда не разговаривал с ней лично и теперь с любопытством разглядывал ее, сопоставляя рассказы моих знакомых с личными впечатлениями. Личные впечатления выходили даже более худшими, чем рассказы. Как говорится, «лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать». Скверно, очень скверно говорить о женщинах плохо. Есть огромное количество высказываний различных благородных людей, суть которых сводится к одному: «Говоришь плохо о женщине, значит, говоришь плохо о собственной матери». Или, скажем, такое: «Тот, кто ругает жэнщину, нэ достоен называться мушшычиной, вах!» И поспорить с этим трудно, причем трудно настолько, что и начинать не стоит. Так, как для меня всегда очевидным было одно: как полковник Кольт, изобретя револьвер, сделал всех людей одинаковыми, так главный архитектор и Бог бизнеса – деньги – уравняли всех, кто занимается бизнесом, и мужчин, и женщин. В их праве говорить друг о друге все что угодно и действовать друг против друга любыми методами, так как бизнес в своих методах границ не имеет и дозволяет все. Бизнес – это Великий Анархист, а те, кто не имеют к нему отношения и считают себя моралистами и тому подобное, те могут идти по тому адресу, по которому босс Вячеслав Михалыч Кторов велел себя доставить.

Так вот, я зрил перед собой женщину, которая для кого-то была матерью, для кого-то дочерью, для кого-то (и все знают для кого именно) она была женой, а для меня она была, есть и навсегда останется свиньей, которая хочет сожрать все, что видит. Представьте себе увесистую, килограммов в девяносто тушу с претолстыми руками борца, с сосисочными пальцами рук, один из которых окольцован обручальным ободком толщиной со спичечную коробку. Представили? К этому образу добавьте массивную голову, лицо с неистребимыми скулами и тремя подбородками, острый нос-хоботок, высокий лоб практичного циника, несколько бородавок, раскиданных по физиономии шаловливой рукой природы, и презлые глаза, чей разрез мог бы считаться почти монгольским. Одета Бабурина была в костюм крестного отца, почти мужского покроя пиджак и брюки из темно-синей, в белую полоску ткани. На запястье, толщиной в ляжку упитанного пятиклассника, красовались часы «Кошачий глаз» от Жерара Перего в платиновом корпусе, усыпанные отборными чилийскими бриллиантами общим весом в шестьдесят карат. Такие «глаза» предпочитают арабские принцессы, китайские мафиози, одна турецкая художница, рисующая петухов, и наши миллионерши. Мясистые мочки ее ушей оттягивали серьги стоимостью в шесть с половиной миллионов долларов. Сама же Бабурина стоила два или три миллиарда и производила неизгладимое впечатление, как своей внешностью, так и своей манерой общаться.

– Здравствуйте, Милена Николаевна, – начал я, протягивая ей руку, – очень рад с вами познакомиться.

– А чего вы так рады-то? – вдруг спросила Бабурина, поглядывая на Кисина, словно ища у него поддержки. Тот сразу заулыбался, превратившись в доброго дедушку Мазая, херачащего заек веслом промеж ушей, закивал одобрительно, одновременно с этим совершая какие-то извинительные движения в мою сторону, мол «ну вы же понимаете, что я, как говорится, всей душой с вами, но ситуация такова, ибо, так как, ввиду того что».

– В смысле? – опешил я. – Что вы имеете в виду, Милена Николаевна, дорогая?

– Я имею в виду, что вам радоваться-то особенно нечему, господин Юрьев, – жестко произнесла она. – Я бы на вашем месте не радовалась, а горевала. Вы на каком основании приобрели участки в центре Москвы?

– То есть как это на каком основании? На таком же, на каком и все это делают, – чувствуя, что во мне зарождается буря негодования, и с трудом сохраняя остатки спокойствия, ответил я.

– Лукавите, господин Юрьев. Участки вы получили незаконно, и вам об этом прекрасно известно.

Я почувствовал непривычное жжение в груди. Пекло так, словно налепили горчичник. Оформлением этих участков занимались юрист и еще несколько человек моих сотрудников, получавших зарплату. Я доверял им всецело, они никогда прежде не давали поводов усомниться в их порядочности. Неужели… Нет, конечно, не может быть. Женщина-свинья блефует.