Взятка. Роман о квадратных метрах

Строительство – это вам не анальная аналитика. Это реальный сектор, в котором крутятся реальные бабки. Когда под занавес 99-го слился первый алко-президент Российской Федерации и на его место пришел сами-знаете-кто, то в воздухе немедленно запахло словом «ипотека» и цены на квартиры стали расти. Эх, да что там говорить! – время наступило интересное, с какой стороны на него ни глянь. Бандосы преобразились, стали политиками и бизнесменами силового плана, появились любимая у дорогих блядей дефиниция «олигарх» и сигареты «Парламент», я женился и вскоре стал отцом двух мальчишек-близнецов: Максима и Степки. Тот самый дом, с которого все началось, Аллин дом, я, представьте себе, достроил и поселился там вместе со всей своей семьей, забрав, конечно, маму к себе. Она часто повторяла, что с рождением внуков на нее снизошло, наконец, счастье, которое до этого все раздумывало, снисходить или нет. Каждое лето я отправлял всех своих в Бельгию – тихий оазис благополучия, и сам порой присоединялся к ним на неделю или на две. Мы садились в дом на колесах и путешествовали по Европе: я подмечал в тамошних городах какие-то новые формы, интересные решения, звонил Рубену, который давно уже руководил у меня всей архитектурно-проектировочной частью, и рассказывал ему, как можно сделать что-то похожее и в нашем очередном проекте, чтобы он стал хоть немного походить на гениальные творения московских художников прошлого: Нирнзее, Бланка, черт возьми, самого Бове и просто старого, доброго Щусева, не имевшего представления о панельных, монолитных, стеклянных домах-ублюдках, наводнивших Москву. А дом – это не враг, которого можно прогнать. Дом-ублюдок обречен десятилетиями стоять и угнетать своим внешним видом психику тех, кому еще интересно смотреть по сторонам, тех, кто еще надеется застать моменты старой, прекрасной Москвы. Москвы, в которой не было Кисина, Кузькина и всей этой продажной камарильи, готовой за бабки утвердить любой проект. Париж построен в одном стиле, Берлин в другом, даже Стамбул имеет свой колорит, который, тем не менее увязывается в единую форму, а у нас на проспекте Мира втыкают уродливую коробку торгового центра «Вавилон», из-за которого становится невозможно куда-либо проехать. А в Питере, наплевав на всех и вся, строят гигантскую стеклянную башню-хуй, словно этим государство хочет признаться своему народу: «Да клало я на вас на всех вот этот самый хуй. Дайте нажиться и спокойно уйти на пенсию». Впрочем, на пенсию никто из камарильи уходить как будто не собирается. Кисин, у которого не за горами юбилей-80, имеет твердое намерение окочуриться на работе. Я прямо так и представляю себе дедушку, мертвенького уже, сидящего Рамзесом в своем кресле. Руки его покоятся на поручнях карельской березы, а на левой руке все еще живут, все еще идут часы ценой в 390 тысяч долларов – мой подарок дедушке на его юбилей-75. Однако справедливости ради стоит признать, что преемник дедушки не известен, и как бы так не оказалось, что после ухода о времени его будут вспоминать как об эпохе благоденствия и процветания. Бывает и такое, и еще как бывает!

Ник Ник скоропостижно умер от инфаркта в 2003 году: пошел собирать грибы и пропал. Нашли его на вторые сутки, в лесу под Шатурой. Вот кого оплакивали искренне, вот чья утрата была страшной и невосполнимой потерей. Ник Ник Великий строил красивые здания. Ими долго будут любоваться жители Солнцева, Мневников, Речного вокзала и многих других районов, в которых стоят построенные по его проектам дома для людей. После смерти Ник Ника мы с Рубеном словно осиротели: не у кого было спросить совета, не к кому было прийти просто поговорить по душам. «Ушел от нас наш отец», – сказал тогда Рубен и заплакал. Армянин – эмоциональность, кажущаяся излишней, но и я не удержался. После смерти Праворукого мы постепенно скатились в ширпотреб. Наши дома хоть и не были ублюдочными созданиями современной Москвы, но в них не было твердой руки Ник Ника, и это чувствовалось нами. И все скоропалительные прилеты Рубена в Европу, наши с ним обсуждения, попытки скопировать мысль чужого архитектора всегда упускали то зерно мысли, из которого затем появилась идея. Видеть так глубоко мог только Ник Ник, мир его праху. Аминь.

«Гринстрой» купил три роскошных участка в центре Москвы. Совместно с Рубеном мы решили, что расшибемся в лепешку, но построим такие три дома, о которых будет говорить весь мир. Это стало нашей мечтой, нашей путеводной звездой, мы могли бесконечно долго обсуждать будущие здания, но пока ни на чем так и не остановились.