Лет двадцать назад она мощно дебютировала в профессии, постановив неожиданно грамотный приговор по большому хозяйственному делу. С тех пор она уже не роняла марку, прослыв компетентным и строгим специалистом. У нее была репутация крутого судьи, не скупящегося на сроки для своих подопечных. Виктория Валерьевна давно сидела на уголовных делах, специализировалась, в основном, на должностных преступлениях, сама взяток не брала и взяточников на дух не переносила. Скорее, она проявила бы милосердие к уличным хулиганам, чем к этим зажравшимся сволочам, которые хапали не от того, что недоедали, а из ненасытной алчности, для которой, то айфон устарел, то Испания, как дачный массив, вышла из моды. Выдать по первому разу максимальное наказание было для нее в порядке вещей. Ночью же она спала безмятежным сном ребенка.
В быту Виктория Валерьевна была одинокой матерью, поднявшей на ноги дочь, такую же одинокую, как и она. Потенциальный зять с судимостью был отвергнут ею с порога, без права на объяснения и апелляции. Лишь обожаемая внучка напоминала о нем теперь. Проживая в своем женском мирке, со временем, она начала недолюбливать мужчин вообще, уже независимо от содержимого их послужного списка: женатых – за то, что счастливые, разведенных – за то, что непорядочные; судимых – за то, что преступники, несудимых – за то, что пронырливые и до сих пор не попались; красивых – потому, что женоподобные, некрасивых – за то, что квазимоды; мальчишек – за то, что обижают девочек и стреляют из рогатки, юношей – за то, что кроме секса ни о чем не помышляют, а что б дальше не продолжать: все мужики – коз-лы!
А кроме того, подступающая старость, с ее брюзжанием и вечным недовольством, соединилась с грозными полномочиями федерального судьи, превратив ее в непреступную правоприменительную глыбу.
Верила Виктория Валерьевна в силу Закона, светлое будущее России и в хорошую пенсию после выхода в отставку. А больше не верила ни во что. Словом, была цельной личностью, не сулившей преступникам ничего утешительного.
К счастью, Евгений Иванович всего этого не знал и с затаенной надеждой ловил каждую интонацию, каждый невесомый флюид, исходивший от судьи. Тщетно пытался он уловить, как же она к нему относится, что постановит в итоге? Все было скрыто за непроницаемой судейской мантией и светло-серым, ничего не выражающим взглядом.
Поведение Виктории Валерьевны также не проясняло ситуацию. Пару раз, за время процесса, она на пустом месте довольно резко одернула Евгения Ивановича. В то же время, и прокурору от нее периодически доставалось. Настрой ее был непонятен, что было для него скорее хорошо, так как по факту экономило ему драгоценные нервы. Ничего утешительного для себя он бы с нее не считал.
А как же сама Валерия Викторовна относилась к Евгению Ивановичу? Ответ простой – никак. Впечатления на нее он не произвел никакого: обычный преступник, тюфяк и идиот. Идиот, потому что попался на ерунде, а схлопочет теперь по полной. Тюфяк… потому что тюфяк и есть: смазливый, изнеженный, ни внутреннего стержня, ни характера. Даже фамилия имя и отчество были у него какими-то мягкими, прилизанными. Не было в них ни рычанья, ни шипения. Прямо, иисусик какой-то. В процессе он словно стеснялся, что занимает собой часть пространства и заставляет уважаемых людей заниматься его делом. Короче, пустое место, господин никто.
Тот факт, что Евгений Иванович признал вину, хоть и был отнесен законом к смягчающим обстоятельствам, Викторию Валерьевну не впечатлил. Слишком хорошо знала она цену этим признаниям, сделанным не из раскаяния, а по необходимости, когда другого выбора не было.
Вот такому человеку предстояло решить участь Евгения Ивановича, стукнув деревянным молотком по его судьбе.
Имей я сейчас возможность что-то посоветовать ему, я бы не нашелся что сказать, чем умаслись строгого арбитра. Ну, разве что, сделать сальто через скамью подсудимых…
Ничто, похоже, не шло ему в зачет в этом суде. Увы.
Евгений Иванович пришел в суд на последнее заседание по своему делу: Что-то сегодня будет? На входе он столкнулся со следователем.
– А, Евгений Иваныч! Все судитесь?
– Сужусь, сегодня приговор.
– Что-то вы без вещей? Решили в тюрьму налегке поехать?
Ничего не ответив, Евгений Иванович зашел внутрь. Пройдя на второй этаж, он направился в кабинет к секретарям, доложиться о явке. Секретарь Маша приветливо кивнула ему:
– Евгений Иванович! Явились? Хорошо, ждите, скоро начнем.
Евгений Иванович обратил внимание на молодого помощника судьи – нескладного парня, копошащегося в бумажной горе, периодически тыча пальцем в компьютерную клавиатуру. Вдруг, взгляд его привлек маленький портрет Сталина, выглядывающий из-за монитора. В другой раз он посмеялся бы про себя: И этот туда же, сопля зеленая! Им хоть в школе-то сейчас рассказывают, кто это такой?
У самого Евгения Ивановича, в кабинете, тоже стоял небольшой портрет генералиссимуса. Как и все нынче, он был государственником и часто вздыхал о порядке, которого не стало в стране.