Взлёт над пропастью. 1890-1917 годы.

Справедливости ради подчеркнём: военные условия привели к тому, что купечество всё же начало входить в серьёзные технологические отрасли. Так, московские тузы учредили Российское общество коксовой промышленности и бензолового производства: в руководящих органах значились Н.А. Второв, И.А. Морозов, Н.И. Гучков, Н.М. Бардыгин, Г.А. Крестовников, Л.Л. Фролов и др.[1799] Правда, отнести это на счёт их тяги к новому было бы преувеличением. В это предприятие включили активы химической индустрии, налаженные руками немцев и конфискованные у них в ходе грянувшей войны. Освобождение купцов от прежней косности происходило в хорошо знакомых традициях — за чей-то счёт, будь то немцы или российская казна. К тому же охваченные патриотическим порывом, они ни на минуту не забывали о своих коммерческих интересах. Получая через систему ВПК различные заказы, выполняли их с готовностью, но лишь по завышенным расценкам. Имена промышленников, которые за год работы в военных условиях при тех же объёмах производства увеличили свой доход в 4–5 раз, известны. Например, московскому фабриканту Н.И. Прохорову нажитых на поставках фронту средств хватило для погашения банковских обязательств на 6 млн рублей, да кроме того была зафиксирована прибыль в 7 млн[1800]. Это стало возможным за счёт распределения заказов среди дружественных предприятий. Например, Московский ВПК покупал у одного из местных фабрикантов колючую проволоку по 12 рублей за пуд, а малый бизнес, предлагавший выполнить тот же объём работы по 6,5 рубля за пуд, заказа не получил[1801]. Только правительственный контроль над военно-промышленными комитетами хоть как-то помогал сдерживать аппетиты «лучших сынов родины».

Тема привлечения иностранных финансовых ресурсов получила в условиях советской действительности второе рождение. Вожаки новой народной власти, оказавшиеся волею судеб у руля, не мыслили хозяйственного оздоровления вне связей с западным капиталом. Поэтому к завершению Гражданской войны был сформирован партийно-государственный курс на привлечение зарубежных инвестиций в форме концессий. Конечно, на фоне лозунгов об исторической обречённости капиталистического строя это выглядело довольно странно, но общая неопределённость брала своё. Причём первым, кто публично и в полный голос заговорил о взаимодействии с Западом, стал Ленин. Этот сюжет хорошо освещён в литературе[1802], хотя одно важное обстоятельство нередко упускается из виду. Вождь рассчитывал на сотрудничество с иностранным капиталом, с зарубежными акционерами предприятий, находившихся на территории России. Этим бывшим собственникам предполагалось передать на длительный срок ранее принадлежавшие им заводы и фабрики — под обязательство запустить производство, привлечь финансирование и новые технологии. Вместе с тем о выдачи концессий на таких же условиях бывшим российским владельцам активов речи не шло. Как замечал Л.Д. Каменев, «русские капиталисты сейчас же будут добиваться власти; иностранные капиталисты безопаснее, они будут добиваться только дивиденда»[1803]. Такой экономической тактики и придерживалось советское государство — это подтверждают наставления, которые давал Ленин своим эмиссарам в Европу. Одним из таких посланцев стал известный профессор В.Н. Ипатьев, игравший заметную роль в госструктурах царской России во время Первой мировой войны. Он слыл убеждённым сторонником западного капитала в восстановлении экономики, активно использовал термин «реституция»[1804]. Ипатьев вспоминал, что Ленин ориентировал его на контакты именно с иностранными предпринимателями, которых предлагал заинтересовать прежде всего индустрией Донбасса, ранее находившейся в их руках[1805].