Взлет против ветра

— С золотистыми, — сердито прервала Елена и зажала ему ладошкой рот.— И потом, тише. Весь подъезд разбудишь. Легче всего произносить пламенные лозунги, Аркашенька. А ты подумал, как бы нам потом стало тяжело жить в этом гарнизоне? В особенности Светке. Ведь Крымский — это тот человек, которому она ежедневно говорит «папа».

— Подумал, — перебирая ее волосы, решительно ответил Аркадий. — Я почти никогда не обращаюсь за помощью к отцу, но в этом случае без него не обойтись.

— У тебя хороший отец? — задумчиво спросила она.

— Очень, — горячо сказал Аркадий.

— С виду он кажется слишком строгим.

— Это лишь с виду. Он очень добрый. И главное, за что я его люблю, — так это за то, что он никогда не лишает тебя самостоятельности. Так вот, Лена. Я бы обратился к нему и попросил перевода. Куда угодно. Хоть в Среднюю Азию, хоть на Дальний Восток. Ты бы со мной поехала?

— Даже в яранге согласилась бы жить,— горячо прошептала она. — Только бы вместе. Ты не поверишь, как я теперь изменилась. Не внешне, конечно, Когда то, в первый год нашей жизни с Крымским, я до утра не спала, ожидая его с ночных полетов. Я и сейчас не сплю и подбегаю к окну, если на ночном аэродроме по каким-либо причинам обрывается гул двигателей. Вздрагиваю, а сердце замирает. Но как только появляется Крымский и театрально восклицает: «Все в порядке, старушка, где мой традиционный стакан холодного молока?» — я бегу за этим самым молоком, и мне становится легко-легко. Даже хочется петь. И я поняла отчего. Это жестоко... может быть, очень даже жестоко, но я думаю в эту минуту только о тебе. Ведь если Крымский воскликнул: «Все в порядке»,— значит, и у тебя хорошо, любимый. Ты снимаешь свой гермошлем в высотном домике, а потом идешь по осенним дорожкам домой. Под твоими ногами шелестят опавшие листья, а рядом твои друзья — Беломестнов и этот веселый Маджари. Ты дышишь прохладным ночным воздухом, и у тебя все хорошо.— Она уронила голову ему на грудь, вздохнула.

— Ты прекрасно сейчас сказала, Елена,— прошептал ей в самое ухо Аркадий. — Люди будущего должны быть чистыми. Но почему будущего? А настоящего? Хватит нам жить одними призывами к будущему. Разве сейчас вокруг нас мало красивых, чистых людей? И если пришла настоящая, большая любовь, зачем ее прятать? Почему не выйти к людям с открытым сердцем: рассудите нас!

Елена испуганно отодвинулась.

— Нет, так нельзя... милый, любимый Аркадий... надо еще о многом подумать и во многом разобраться. Дай мне хотя бы немножко на это времени. Ведь и ты обязан многое взвесить. А сейчас уходи... уходи, мой самый дорогой и самый добрый.

Елена открыла дверной замок, убедилась, что в коридоре нет ни души, и, приложив к губам палец, подтолкнула Аркадия к порогу.

ПРОЩАНИЕ

Аркадий возвращался домой из ночного маршрутного полета. Метеорологические условия были прекрасными, и он с двенадцатикилометровой высоты отчетливо различал красные и зеленые строчки огней своего аэродрома. Ясный купол неба висел над ним и подмигивал яркими голубыми звездами. Он уже приготовился запросить разрешение на посадку, но с земли его окликнули раньше.

— Двести двадцать первый, — прозвучал голос с земли. — После заруливания зайдите на СКП. Посадочку разрешаем.

Двигатель гудел ровно и успокаивающе. Точными движениями уже опытного летчика подвел Аркадий машйну к земле, завершив пробег, зарулил на стоянку. В том, что его вызывали на СКП, он не видел ничего необычного. После учений к нему, Андрею, Маджари и еще нескольким молодым летчикам в штабе стали относиться гораздо серьезнее. В них уже видели авторитетных людей, вызывали советоваться.

Он взбежал по винтовой лесенке наверх. Полеты не были полковыми, и на СКП было почти пусто. Командир эскадрильи Силин руководил ими этой ночью. Он неторопливо заканчивал остывающий ужин и появление Аркадия отметил коротким восклицанием:

— A-а, полуночник.

— Почему полуночник?

— А потому, что посадку ты произвел ровно в двадцать четыре ноль-ноль, — засмеялся Силин. — А пригласил я тебя на СКП по одной только причине. Немедленно звони адъютанту командующего майору Староконю. Эй, дежурный! — крикнул Силин горбоносому сержанту. — Быстренько соедини будущего старшего лейтенанта Баталова с адъютантом командующего.

— Это ты, Аркаша?— раздался в трубке встревоженный, добрый голос Тараса Игнатьевича. — Я уже выслал за тобой машину. Выезжай немедленно.

— Почему? — вырвалось у Баталова.

— С отцом плохо.

Когда Аркадий поднялся на второй этаж знакомого коттеджа, Староконь быстро проводил его в кабинет отца. Антон Федосеевич лежал на высоко взбитых подушках. Одутловатое лицо с синими отеками под глазами дрогнуло от удивления.

— Аркаша... какими судьбами?

— Меня Тарас Игнатьевич кликнул, папа.

— Тарасик? А кто ему дал на это санкцию? А ну-ка пойди сюда, старый конь.

Смущенный Тарас Игнатьевич кособоко выплыл из соседней комнаты.

— Та що тоби, Антоша?

— Я дам тебе що! — сверкнул глазами Баталов-старший. — Соборовать меня решил, что ли? Зачем без моего ведома Аркашку кликнул?

Староконь смущенно переминался с ноги на ногу.