Взмокинские истории

Каракатица наклонилась к сумке, потом произносит:

– Ладно. Круг – это для великих. Для нормальных созданий это слишком много. Сумка просит изобразить квадрат. Кто нарисует, то и получит…

«Ну, ведьма, подумал Кош, уж квадрат-то я точно сделаю».

Стал писать квадрат и опять вышла клякса. Что за напасть!

Другие тоже зря старались. Ползет, ползет чернильная туча, и уже два трети волн испорчены ею. Все живое гибнет.

Каракатица говорит.

– Бедные вы бедные, совсем убогие; впрочем, таких же большинство. Нарисуйте-ка отрезок прямой. А то я мудрость проглочу…

Все зашипели стремительно. Кош хотел уж было рисовать, но тут понял: все равно не удастся. Эта вредная каракатица специально создала наваждение, туман, препятствующий действию. Наваждение проникло в головы и разбило связь идей, запрещая создавать. А раз так, нельзя медлить.

Кош подлетел к каракатице, сшиб ее, схватил сумку:

– В пропасть ваше творчество!

И исчез. Мудрость перебросила его на поверхность воды.

Кош вынырнул и очень долго отплевывался. Потом он думал, почему не вырвал сумку сразу, а пошел на то глупое состязание, выиграть в котором нельзя было никак. Кош, мудрый Кош не мог этого понять. Он знал, что бывают всякие наваждения, но не привык становиться их жертвой.

– Я все понял – больше всего зла творят способные творить. Творение есть высшая форма действия, и дает наивысшее зло. Понятно. Что за мерзость!

Кош почувствовал, как его сквозь сумку колют. Острые, жгучие иголки.

Каракатица, залезавшая в сумку, конечно же, ничего не поняла в мудрости, но в награду оставила россыпи мелких яиц. Из тех яиц вылупились личинки, и хотя они не могли вырасти, они стали грызть материю. Они кололи Коша сзади. И нельзя было их вытряхнуть, поскольку вместе с ними улетели бы и собрания космических знаний.

– Ничего, – решил Кош – теплый воздух их присмирит.

Он мигнул и оказался в пустыне. Но личинки, острые, злые, продолжали грызть сумку изнутри, совсем не страдая от жара.

– Если жар вас не берет, так поможет холод. В Космос!

Кош полетел вверх – прямо на осколок ледяной кометы.

Мороз был велик. Кош глянул в сумку:

– Как, вы и здесь живы?! Поразительно. Возмутительно!

Даже не знаю что подумать…

Рядом возникло светило. Спалить червей вместе с сумкой? – но это слишком расточительно, и вообще недостойны эти твари такой чести. Кош думал-думал-думал… Мудрость не давала ответа. Он решил привлечь глупость.

– Ах как жаль, у меня совсем нет глупости! Впрочем, она же есть у других.

Кош ринулся вниз, на первый же населенный мир; увидел первого попавшегося простофилю и говорит строго:

– А ну, милый, скажи что-нибудь!

Тот от удивления заэкал:

– А? э? А что говорить-то?…

– Да что хочешь.

Но тот забыл все слова и мог выдавить из себя только:

– Э-э-э-э… трудно что сказать без подготовки, э-э-э…

Кошу это надоело.

– Ну хорошо – скажи, для чего на небе звезды!

– Чтоб их было можно считать – промямлил дурачок.

Кош поймал глупость в сумку и стал трясти; из глупости возникла масса, она ловила личинок, проникала в их тела, становясь чем-то вязким и тягучим. Чем-то таким, отчего им жить нельзя было.

Так Кош, Великий Кладезь Премудрости, победил внутренний вред. Правда, ему потом пришлось долго залатывать сумку. Она совсем износилась.

А дурачка в награду он одарил знаниями. Тот был очень горд, но поскольку не привык соображать, то так и прожил дурачком. Но просвещенным.

Трудно просвещать других, говорит Кош. Ох как трудно.

Бесконечно жить гораздо легче.

…

Последнюю фразу Кош произнес уже в мире Взмокиных.

Взмокины тогда только-только появились, а их будущий руководитель, Взмокин-Делай, был еще совсем молоденький.

У него была куча вопросов, в том числе – существует ли вечность в реальном мире?

Кош говорил:

«Безусловно, Жизнь бесконечна – но только на уровне больших групп, классов или целых систем. Сама система жизни бессмертна, ибо самообновляется, тогда как отдельные ее частицы, миллиарды живых существ, поживут, поживут и исчезнут. Вместо них будут другие, новые.

Так как же сохранить индивидуальность? Мне лично известны три способа. Первый – это биотехногенный путь, совмещение живого и неживого, искусственного. Неживые элементы, встраиваясь в части живого, придают им новые свойства; правда, предмет может быть и целиком искусственным, но если он умеет воспроизводить сам себя, то его можно считать отчасти живущим – с точки зрения сохранения своего образа.

Вероятно, через некоторое время – скажем, спустя миллионы лет – такие существа будут считаться вполне живыми, и никто не вспомнит их «неестественное происхождение»

Это самый простой путь, ибо основан он на удовлетворении чьих-то потребностей. Природа потребностей различна.

Это может быть и желание развлечений, и желание не умереть. Но это не меняет ее биологической основы.