Читаем Взращивание масс. Модерное государство и советский социализм, 1914–1939 полностью

За некоторыми из этих действий стояли вполне конкретные политические цели — например, внедрение верности советскому правительству. На протяжении всех 1920-х годов политработники Красной армии, опираясь на культ Ленина и уроки истории, старались вселить в солдат преданность советскому государству[797]. Впрочем, как сказано выше, многие партийные деятели не считали политическое просвещение узкопатриотическим образовательным проектом. Подобно другим представителям интеллигенции, они стремились к культурному подъему масс и были убеждены, что все крестьяне и рабочие должны не только стать грамотными, но и научиться ценить литературу[798]. В 1921 году в своей речи перед II съездом работников Главполитпросвета Ленин обозначил цели политического просвещения очень широко: борьба с неграмотностью, усилия по повышению культурных стандартов и внедрение коммунистического отношения к работе[799]. Нарком просвещения Анатолий Луначарский рассказывал читателям, что главной целью самообразования должно быть не приобретение особых навыков, а превращение в «сознательного гражданина»[800]. Работники политического просвещения использовали все те же средства, перечисленные нами выше (газеты, плакаты, фильмы и политические спектакли), для достижения целого ряда целей, от обеспечения гигиены и рабочей дисциплины до борьбы с алкоголизмом и сквернословием[801]. Сформированное советскими чиновниками общество «Долой неграмотность» в 1920-е годы создало тысячи центров обучения грамотности для взрослых, которые посещало более 8 миллионов человек[802]. К 1932 году число посещавших подобные занятия превысило 14 миллионов, что не могло не привести к решительному повышению уровня грамотности[803].

Не менее важную роль в создании полностью грамотного общества играла начальная школа. Еще до революции русские прогрессивные учителя считали современную систему образования важнейшим средством просвещения крестьян и формирования общества более рационального и эгалитарного. Их идеи соответствовали тому, что предлагали прогрессивные педагоги и радикальные теоретики педагогики за границей, которые видели в образовании средство достижения общественных перемен[804]. Действительно, советские педагоги 1920-х годов стремились подражать прогрессивной педагогике Джона Дьюи, и сам Дьюи, посетив Москву в 1928 году, очень высоко отозвался о советском образовании[805]. Советское правительство ввело декретом всеобщее начальное образование и стремилось создать государственные школы в каждой деревне страны. Несмотря на нехватку ресурсов и квалифицированных учителей, со временем число детей в школах решительным образом выросло[806].

Не все партийные деятели разделяли всеобъемлющий подход к образованию, сформулированный Лениным. Конечно, руководители Наркомата просвещения, Луначарский и Крупская, широко подходили к просвещению. Но экономические планировщики и комсомольские активисты решили уделить особое внимание профессионально-техническому образованию и политико-идеологической обработке. Они призывали вводить образовательные программы, которые принесли бы немедленную пользу в таких вопросах, как индустриализация, коллективизация и повышение классовой сознательности. В ходе «Великого перелома» 1928–1931 годов этот подход к просвещению вытеснил прежнее представление об образовании, более гуманистическое и рассчитанное на постепенное развитие человека[807].


Ил. 13. Советский плакат по борьбе с неграмотностью, пропагандирующий образование, 1920. «Дети! Страшно жить безграмотному! Живет он, как в темном лесу… А пройдет безграмотный школу, — сразу из слепого зрячим станет!» (Плакат RU/SU 1271. Poster Collection, Hoover Institution Archives)


В то же время было бы ошибкой заключить, что советское правительство отказалось от своих целей преобразования человека и общества. Напротив, «Великий перелом» означал новое стремление к преобразованию всего советского общества, причем как можно быстрее. Хотя в основе этого процесса должны были находиться экономические изменения, партийные деятели и комсомольские активисты продолжали уделять весьма повышенное внимание политическому просвещению. От учителей они требовали активного участия в революционных переменах. В годы первой пятилетки тысячи комсомольцев были мобилизованы на преподавание, так что количество сельских учителей выросло более чем вдвое, а число учеников начальных школ — с 11 до 23 миллионов[808].

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги