За некоторыми из этих действий стояли вполне конкретные политические цели — например, внедрение верности советскому правительству. На протяжении всех 1920-х годов политработники Красной армии, опираясь на культ Ленина и уроки истории, старались вселить в солдат преданность советскому государству[797]
. Впрочем, как сказано выше, многие партийные деятели не считали политическое просвещение узкопатриотическим образовательным проектом. Подобно другим представителям интеллигенции, они стремились к культурному подъему масс и были убеждены, что все крестьяне и рабочие должны не только стать грамотными, но и научиться ценить литературу[798]. В 1921 году в своей речи перед II съездом работников Главполитпросвета Ленин обозначил цели политического просвещения очень широко: борьба с неграмотностью, усилия по повышению культурных стандартов и внедрение коммунистического отношения к работе[799]. Нарком просвещения Анатолий Луначарский рассказывал читателям, что главной целью самообразования должно быть не приобретение особых навыков, а превращение в «сознательного гражданина»[800]. Работники политического просвещения использовали все те же средства, перечисленные нами выше (газеты, плакаты, фильмы и политические спектакли), для достижения целого ряда целей, от обеспечения гигиены и рабочей дисциплины до борьбы с алкоголизмом и сквернословием[801]. Сформированное советскими чиновниками общество «Долой неграмотность» в 1920-е годы создало тысячи центров обучения грамотности для взрослых, которые посещало более 8 миллионов человек[802]. К 1932 году число посещавших подобные занятия превысило 14 миллионов, что не могло не привести к решительному повышению уровня грамотности[803].Не менее важную роль в создании полностью грамотного общества играла начальная школа. Еще до революции русские прогрессивные учителя считали современную систему образования важнейшим средством просвещения крестьян и формирования общества более рационального и эгалитарного. Их идеи соответствовали тому, что предлагали прогрессивные педагоги и радикальные теоретики педагогики за границей, которые видели в образовании средство достижения общественных перемен[804]
. Действительно, советские педагоги 1920-х годов стремились подражать прогрессивной педагогике Джона Дьюи, и сам Дьюи, посетив Москву в 1928 году, очень высоко отозвался о советском образовании[805]. Советское правительство ввело декретом всеобщее начальное образование и стремилось создать государственные школы в каждой деревне страны. Несмотря на нехватку ресурсов и квалифицированных учителей, со временем число детей в школах решительным образом выросло[806].Не все партийные деятели разделяли всеобъемлющий подход к образованию, сформулированный Лениным. Конечно, руководители Наркомата просвещения, Луначарский и Крупская, широко подходили к просвещению. Но экономические планировщики и комсомольские активисты решили уделить особое внимание профессионально-техническому образованию и политико-идеологической обработке. Они призывали вводить образовательные программы, которые принесли бы немедленную пользу в таких вопросах, как индустриализация, коллективизация и повышение классовой сознательности. В ходе «Великого перелома» 1928–1931 годов этот подход к просвещению вытеснил прежнее представление об образовании, более гуманистическое и рассчитанное на постепенное развитие человека[807]
.Ил. 13. Советский плакат по борьбе с неграмотностью, пропагандирующий образование, 1920. «Дети! Страшно жить безграмотному! Живет он, как в темном лесу… А пройдет безграмотный школу, — сразу из слепого зрячим станет!» (Плакат RU/SU 1271. Poster Collection, Hoover Institution Archives)
В то же время было бы ошибкой заключить, что советское правительство отказалось от своих целей преобразования человека и общества. Напротив, «Великий перелом» означал новое стремление к преобразованию всего советского общества, причем как можно быстрее. Хотя в основе этого процесса должны были находиться экономические изменения, партийные деятели и комсомольские активисты продолжали уделять весьма повышенное внимание политическому просвещению. От учителей они требовали активного участия в революционных переменах. В годы первой пятилетки тысячи комсомольцев были мобилизованы на преподавание, так что количество сельских учителей выросло более чем вдвое, а число учеников начальных школ — с 11 до 23 миллионов[808]
.