Взращивание масс. Модерное государство и советский социализм, 1914–1939

Новый нарком просвещения, А. С. Бубнов, занявший это место в 1929 году, призвал школы принять участие в «классовой борьбе» против кулаков, религии и неграмотности[809]. Как сам Бубнов, так и другие люди, пришедшие с ним в руководство наркомата, ожидали, что в будущем общество и школа сольются воедино, а образование станет играть самую непосредственную роль в построении социализма. По этой причине они подчеркивали важность технического обучения колхозных крестьян и рабочих, и число студентов технических вузов за 1928–1932 годы утроилось[810]. Кроме повышенного внимания, уделявшегося техническому обучению, советские образовательные программы продолжали делать упор на грамотность, антирелигиозную пропаганду и марксизм-ленинизм. Таким образом, в сфере образования «Великий перелом» положил конец гуманистическому подходу, рассчитанному на постепенное развитие человека. Вместо этого советские чиновники обратились к более грубому, догматическому подходу, который соответствовал пафосу коллективизации и индустриализации, но политическое просвещение продолжало оставаться для них приоритетом.

С точки зрения советской власти, расширение образования и распространение грамотности было призвано позволить крестьянам и рабочим принять полноценное участие в культурной и общественной жизни. В этом смысле советский подход к грамотности напоминал происходившее в других странах, где учителя и специалисты тоже стремились улучшить положение масс путем широкого распространения образования. Однако советский проект не сводился только к грамотности и политической осведомленности. Партийные деятели и теоретики стремились обновить человечество, создав нового советского человека, с качественно иными ценностями и образом мышления, чем у тех, кто жил при капитализме. В годы нэпа, когда продолжали существовать мелкий капитализм и частные крестьянские хозяйства, создание нового человека оставалось невозможным. Но в 1930-е годы, с построением полностью некапиталистической, государственной экономики, начался, как считали партийные лидеры, новый исторический этап. Теперь новый советский человек мог стать реальностью.

Новый советский человек

Концептуальные истоки идеала нового человека можно проследить до Просвещения и Французской революции. Просвещение исходило из предпосылки, что порядки в человеческом обществе не установлены Богом и не освящены традицией, а созданы самими людьми и, следовательно, человеческое поведение можно изменить. Французская революция укрепила это представление двумя способами. Во-первых, она свергла существующий порядок и положила начало периоду бурных общественных потрясений. Во-вторых, новый принцип верховенства народа требовал от всех людей активного участия в политике, а стало быть, и нового образа мыслей и действий. Вдохновленные революционным идеалом превращения мужчин и женщин в добродетельных граждан, радикальные мыслители начали представлять себе нового человека — качественно новую личность, не ограниченную мелочными инстинктами прошлого.

К этим идеям обратились и российские интеллигенты XIX века, стремившиеся одолеть деспотическое царское самодержавие. В своем романе «Что делать?» Николай Чернышевский описал круг новых людей, рациональных, бескорыстных и морально чистых. Рахметов, образец нового человека у Чернышевского, готовится к революции, каждый день делая гимнастику, занимаясь тяжелым физическим трудом и придерживаясь трезвости и полного целомудрия[811]. Ленин был глубоко впечатлен произведением Чернышевского и взял этот роман за образец того, какой жизнью должны жить революционеры. Вместе с тем Ленин и другие марксисты дистанцировались от «утопического» социализма Чернышевского, сделав выбор в пользу «научного» марксизма. Они исходили из того, что новый человек возникнет не в среде интеллигенции, а в рядах пролетариата, и лишь после того, как пролетарская революция низвергнет капиталистические порядки[812].