Читаем Взращивание масс. Модерное государство и советский социализм, 1914–1939 полностью

Индустриализация, с точки зрения партийного руководства, играла в деле создания нового советского человека еще более важную роль. Только за годы первой пятилетки число индустриальных рабочих удвоилось — за счет миллионов крестьян, переезжавших в города и поступавших работать на заводы[822]. Советские теоретики ожидали, что пролетаризация будет способствовать преображению сознания бывших крестьян и их картины мира. Например, Максим Горький описывал, как крестьянский парень, приходя на завод, «попадает в мир явлений, которые, поражая его воображение, возбуждая мысль, освобождают ее от древних диких суеверий и предрассудков. Он видит работу разума, воплощенную в сложнейших машинах и станках… Он очень скоро убеждается, что завод для него — школа, открывающая перед ним возможность свободного развития его способностей». В завершение Горький отмечал, что «новый человек», появляющийся в Советском Союзе, «чувствует себя творцом нового мира»[823].

Впрочем, чиновники быстро обнаружили, что новые пролетарии (да и кадровые рабочие) вовсе не торопятся автоматически переключиться на предписанные образ мыслей и поведение. Большинство продолжали предпочитать свои личные интересы «строительству социализма»; текучесть кадров стремительно выросла, а производительность труда снизилась[824]. Член Политбюро Лазарь Каганович считал, что причина текучести кадров — появление среди пролетариата масс новых рабочих, которые нередко приносят с собой мелкобуржуазные настроения, а партийные лидеры заявляли, что главная задача, которая перед ними стоит, — «перевоспитание вновь пришедших на заводы в духе, способствующем выполнению исторических задач пролетариата»[825]. Партийные директивы напоминали мастерам, из последних сил учившим толпы новичков труду на заводах, что они обязаны заботиться и о повышении культурного уровня рабочих, чтобы создать нового человека, на котором могла бы покоиться социалистическая система[826]. Политические инструкторы приняли вызов, проводя новые лекции, организуя читательские кружки и выпуская новые газеты. Политическое обучение отнимало столько времени, что заводское руководство начало жаловаться на ежедневные встречи, мешавшие функционированию заводов[827]. Тот факт, что политическая работа расширялась даже в ущерб промышленному производству, подчеркивает, какую важность партийные деятели придавали политпросвещению.

Партийные пропагандисты желали научить крестьян и рабочих приносить личные интересы в жертву ради коллектива. Согласно советской идеологии, отдельные люди могли реализоваться, только вступив в коллектив, а новый советский человек должен был освободиться от эгоизма и себялюбия. В отличие от либерально-демократических систем, выстраивавших либеральную субъективность, основанную на частной собственности и индивидуальных правах, советская система способствовала субъективности нелиберальной, в которой частная жизнь была уничтожена, а индивиды могли открыть свои лучшие черты, только участвуя в общественном целом. Один из моральных принципов советского педагога Антона Макаренко заключался, по его словам, в том, что «интересы коллектива стоят выше интересов личности». Он считал, что члены коллектива связаны таким долгом, который выходит за пределы дружбы и требует совместного участия в работе коллектива[828]. Из принципа коллективизма проистекали и другие ценности и качества. Макаренко говорил о «фактической солидарности трудящихся», о «ликвидации жадности», об «уважении к интересам и жизни товарища»[829]. В 1933 году, обращаясь к одному из пионерских вожатых, Каганович задавал ему вопрос, насколько советские дети ушли вперед в отношениях друг с другом, в деле избавления от прежнего образа мыслей — от эгоизма, гордыни, себялюбия и других дурных элементов, сохранившихся от прошлого[830].

Первая пятилетка была переходным этапом — временем для строительства социалистической экономики и создания нового советского человека. Как только первая пятилетка и коллективизация завершились, Сталин и другие лидеры коммунистов сочли, что капитализм и мелкобуржуазная среда в стране ликвидированы[831]. Теперь новый советский человек мог стать реальностью. Советские рабочие, освобожденные от оков капиталистической эксплуатации и имеющие возможность наслаждаться плодами собственного труда, могли наконец в полной мере осуществить свой потенциал как в промышленности, так и в жизни. Это был поистине прометеевский скачок вперед с точки зрения не только промышленного прогресса, но и человеческого развития.

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги