Использование принудительного труда в лагерях было связано с вопросом перевоспитания. К концу Гражданской войны советские чиновники начали указывать на трудовые лагеря как на средство перевоспитания классовых врагов и людей с отклонениями от социальной нормы. Считалось, что труд преображает человека, а стало быть, может изменить отношение «буржуев» к средствам производства и превратить их в сознательных пролетариев. Чтобы способствовать этому процессу, руководителями трудовых лагерей были созданы комнаты чтения и образовательные программы. В 1921 году глава Тамбовского лагеря заявил:
В концентрационном лагере перевоспитание идет на широкую ногу. Сами бандиты стали сознавать… что такое Советская власть и к чему она стремится. Политпросветная работа ведется. Организован кружок… В концлагере имеется больше двух тысяч заключенных. В библиотеке ежедневно бывает до ста человек читателей.
Директор лагеря признал, что некоторые «бандиты», возможно, не откликнутся на политическое просвещение и их придется казнить, но утверждал, что большинство заключенных поддаются перевоспитанию и смогут выйти на волю «сознательными» индивидами[959]
. В советских трудовых лагерях, создаваемых позднее, также действовали библиотеки и программы политического просвещения, которые, несмотря на хроническое недофинансирование, были нацелены на перевоспитание заключенных и их последующую реинтеграцию в общество[960]. Вместе с тем данная ситуация привела к тому, что возникло напряжение — между теми, кто считал трудовые лагеря средством перевоспитания, и теми, кто был в первую очередь заинтересован в использовании труда заключенных. Уже в начале 1920-х годов некоторые советские руководители, в том числе Дзержинский, выступили за использование принудительного труда при осуществлении экономических проектов в дальних регионах[961].В 1922 году советское правительство приказало тайной полиции создать обширный комплекс трудовых лагерей на Соловецких островах в Белом море, около Архангельска. Первые заключенные прибыли туда следующим летом, а к 1925 году их число выросло до 6 тысяч. Соловецкий лагерь стал прообразом огромной системы тюремных лагерей ГУЛАГ, возникшей в 1930-е годы. Заключенные были обязаны выполнять тяжелую работу, вначале считавшуюся средством перевоспитания, а с 1926 года — источником дохода для государства. В этом, 1926 году руководство лагеря заключило договоры с государственными предприятиями о лесоповале. Соловецкий лагерь расширился географически — ведь теперь его заключенные должны были вырубать леса в регионе[962]
.Спор о том, чтó является целью трудовых лагерей — перевоспитание или эксплуатация труда заключенных, не утихал ни в конце 1920-х, ни в первой половине 1930-х. Несмотря на заявления о перевоспитании классовых врагов, руководители трудовых лагерей явно стремились в первую очередь к выполнению производственного плана, вне зависимости от того, каких страданий это стоило заключенным[963]
. В идеологическом же отношении советские специалисты по карательной политике смогли примирить эти две функции трудовых лагерей. В 1929 году Евсей Ширвиндт, начальник Главного управления мест заключения Наркомата внутренних дел, заявил, что участие заключенных в первой пятилетке поможет им осознать важность собственного труда для общества и тем самым развить в себе новую сознательность[964]. Затем Ида Леонидовна Авербах углубила эти идеи в своей монографии «От преступления к труду». Она рекомендовала использовать труд заключенных на важнейших социалистических стройках, таких как Беломорско-Балтийский канал, поскольку подобная работа «дает возможность каждому лагернику… наглядно ощутить величие этого целого, созданного от начала до конца при участии его личного труда»[965]. По завершении строительства Беломорско-Балтийского канала около 12,5 тысячи лучших тружеников-заключенных были сочтены полностью исправившимися и освобождены, поскольку своим трудом продемонстрировали преданность социализму[966].