Читаем Взращивание масс. Модерное государство и советский социализм, 1914–1939 полностью

Период нэпа часто считается временем политической умеренности и ограничения государственного насилия. Действительно, окончание продразверстки и введение элементов рыночной экономики в большой степени успокоили крестьян и разрядили напряженность. Но 1920-е годы в Советском Союзе можно считать относительно спокойными лишь в том случае, если не принимать во внимание события, происходившие на периферии страны. В 1923–1927 годах советское правительство проводило крупномасштабные военные операции на Кавказе и в Средней Азии с целью укрепить свое господство в этих регионах. Как подразделения Красной армии, так и войска советской тайной полиции осуществляли программы умиротворения, включавшие внесудебные расправы, аресты и депортации. Их действия, в сущности, повторяли кампанию Тухачевского в Тамбовской губернии на последнем этапе Гражданской войны. К примеру, в военной операции 1925 года на Северном Кавказе было задействовано более 7 тысяч солдат, которые при поддержке артиллерии и авиации подавляли волнение в Чеченской автономной области. Советские войска обстреляли более ста аулов, стремясь достичь своей цели — избавиться от «бандитского элемента», — доклад властям сообщал об устранении более трехсот представителей данного «элемента»[952]. Другая кампания против «бандитов» и тех, кто им помогал, менее масштабная, имела место в Сибири в 1926–1927 годах — самые «неисправимые» из этих людей были арестованы и расстреляны или заключены в концлагеря[953].

Хотя Средняя Азия была завоевана уже в 1920 году, восстания против советской власти продолжались на протяжении всего десятилетия[954]. Михаил Фрунзе, руководивший завоеванием, изложил основы тактики, которую использовали офицеры Красной армии в борьбе с отрядами восставших («басмачей»). Стремясь к полному уничтожению басмачей, Фрунзе подчеркивал необходимость изолировать их от местного населения. Он создал «летучие колонны» кавалерии и сеть крепостей, позволявшие преследовать повстанцев и отрезáть их от снабжения[955]. Кроме того, Фрунзе указывал на важность политического образования, которое позволило бы добиться расположения со стороны местного населения и ослабить поддержку басмачей. Эта тактика, продолжаемая и при преемниках Фрунзе, оказалась успешной, и к 1926 году отряды повстанцев были уничтожены или бежали в Афганистан[956].

Тот факт, что на периферии страны использование методов государственного насилия не прекращалось, означал сохранение в силе таких практик Гражданской войны, как внесудебные приговоры и казни. Отмена ВЧК в 1922 году подразумевала реорганизацию тайной полиции, главной целью которой становилось не вынесение приговора, а расследование преступления. Тем не менее в периферийных регионах, которые советские деятели считали опасными, тайная полиция по-прежнему могла вынести и привести в исполнение смертный приговор. На Северном Кавказе, к примеру, специально назначенные полномочные представители ОГПУ имели право действовать как при военном положении. Во второй половине 1920-х годов под руководством деятелей советской тайной полиции, в том числе Ефима Евдокимова и Михаила Фриновского, было проведено несколько тысяч бессудных казней северокавказских «бунтовщиков». Впоследствии Евдокимов сыграл важнейшую роль в Шахтинском процессе, в раскулачивании и массовых репрессиях 1937–1938 годов, а Фриновский в 1937 году стал заместителем Николая Ежова и руководил репрессиями[957]. Таким образом, между Гражданской войной и 1930-ми годами наблюдалась заметная преемственность — как в самих репрессивных методах, так и в личном составе тайной полиции.

Кроме того, именно в 1920-е годы советское правительство превратило систему трудовых лагерей в постоянно действующий институт. Как указано выше, создание первых концлагерей датируется 1918 годом, а цель их состояла в изоляции «белогвардейцев» и других врагов. К апрелю 1919 года концлагеря приобрели новый вид и новые функции. Дело в том, что советское правительство учредило лагеря принудительного труда, находившиеся в ведении Наркомата внутренних дел. Дзержинский рекомендовал использовать трудовые лагеря, чтобы заставить заниматься общественно полезным трудом тех, кто неспособен работать без принуждения[958]. На протяжении всей Гражданской войны концлагеря по-прежнему предназначались в первую очередь для того, чтобы держать под замком врагов, но задействование этих людей в принудительном труде стало важным прецедентом.

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги