Читаем Взращивание масс. Модерное государство и советский социализм, 1914–1939 полностью

Спустя несколько месяцев советское правительство умерило свою политику и, вместо того чтобы преследовать казаков как класс, распорядилось покарать лишь тех, кто сражался на стороне белых. В 1920 году оно приказало отправить всех казаков, служивших офицерами в антисоветских армиях, в концентрационные лагеря. На практике некоторые местные власти заключали под стражу всех казаков, вне зависимости от их роли в Гражданской войне, но официально советское правительство от политики расказачивания отказалось[946]. Тем не менее советские деятели продолжали смотреть на казачество с подозрением, и в октябре 1920 года Политбюро велело выслать тысячи казачьих семей, проживавших на Северном Кавказе, и заселить на их место «горцев». Как отмечал Питер Холквист, советские деятели, проводившие эту политику, использовали те же категории, что и царские чиновники, но наоборот. Если царские власти выселяли местные народы, а для контроля над Кавказом создавали казачьи поселения, то большевики действовали в противоположном порядке. Таким образом, и те и другие исходили из того, что политическая лояльность могла измеряться этническими и социальными категориями[947].

На последнем этапе Гражданской войны советское правительство и Красная армия столкнулись со множеством крестьянских бунтов, в том числе с масштабным крестьянским восстанием под руководством Александра Антонова в Тамбовской губернии. На своем пике в конце 1920 года армия Антонова насчитывала более 50 тысяч бойцов и контролировала всю губернию, за вычетом нескольких городских центров. Генерал Тухачевский, которому было поручено подавить восстание, прибег к крайним мерам, включавшим, помимо прочего, использование ядовитых газов против прячущихся в лесу «бандитов», а также депортации семей и, в некоторых случаях, целых деревень, подозреваемых в поддержке повстанцев. Подавив это восстание, советское руководство казнило без суда и следствия 15 тысяч человек, а еще 100 тысяч выслало[948].

Подавление Антоновского восстания и подобных ему крестьянских волнений в других регионах в 1920–1921 годах стало важным этапом в развитии советских методов государственного насилия, а также в становлении концепции врагов не как политических оппонентов, а как «бандитов». Поскольку Гражданская война была конфликтом без четко видимой линии фронта, лидеры с обеих сторон использовали насилие, чтобы обеспечить политический контроль над территорией и гражданским населением. Но до 1920 года большевики обычно называли своих противников «белогвардейцами», «классовыми врагами» или же, когда речь шла о конкурирующих с большевиками социалистических партиях, «меньшевиками», «эсерами» и т. д. Использование термина бандиты показывало, что отныне в глазах большевиков восставшие крестьяне были не политической оппозицией, а девиантными преступниками, беззаконными и неадекватными, что, в свою очередь, оправдывало чрезвычайные меры против них.

В середине 1920-х годов Тухачевский написал серию статей, в которых свел воедино уроки, извлеченные им из подавления крестьянских восстаний. Он утверждал, что подобные операции должны быть нацелены на все население, а не на отдельных индивидов и что группы населения, которые представляются ненадежными, должны быть физически удалены из региона. Рассуждая о методах подобного удаления, он рекомендовал депортацию «бандитских семей», которые прячут кого-либо из членов семьи. Если же депортация не может быть проведена немедленно, отмечал Тухачевский, необходимо создать широкую сеть концентрационных лагерей. Подытоживая, он подчеркивал, что если «чистка населения» будет проходить параллельно с военными операциями против банд повстанцев, то последние будут либо истреблены на поле боя, либо высланы из своих регионов[949]. Получается, для Тухачевского, бывшего царского офицера и военачальника Гражданской войны, ключом к установлению советской власти в том или ином регионе была «чистка населения» при помощи таких методов, как депортация и концлагеря.

Полководцы Красной армии и партийные лидеры были не единственными, чей образ мыслей и действий оказался сформирован опытом Гражданской войны. Всем партийным руководителям, красным командирам, правительственным чиновникам и агентам советской тайной полиции пришлось в этот период тотальной войны проводить бессудные казни, депортации и заключать людей в лагеря. Подобные методы продолжали влиять на их образ действий и позже: много лет спустя они по-прежнему были готовы к применению государственного насилия[950]. В последующие периоды кризиса и мобилизации, особенно в годы коллективизации, партийные деятели обращались все к тем же методам, которые затем проводили в жизнь те же самые правительственные чиновники, агенты тайной полиции и ветераны Красной армии, что осуществляли государственное насилие уже в годы Гражданской войны[951].

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги