Читаем Взращивание масс. Модерное государство и советский социализм, 1914–1939 полностью

Превознося семью, советское правительство не считало ее личным обязательством или способом самореализации[559]. Всячески подчеркивалось, что сохранение семьи означает ответственность перед обществом и государством. Комсомольский лидер Александр Косарев говорил в 1934 году: «Чем крепче, чем гармоничнее семья, тем лучше она служит общему делу… Мы за серьезные, стабильные браки и большие семьи. Одним словом, нам нужно новое поколение, здоровое физически и морально». Один из советских юристов добавлял, что брак становится по-настоящему ценным для государства лишь в случае, если есть потомство[560]. Пропаганда заявляла, что родители обязаны растить своих детей ради советского государства. Один публицист в 1936 году писал, что родители должны работать рука об руку с государственными учреждениями и растить своих детей так, чтобы они стали сознательными и активными строителями социалистического общества. Более того, родители должны внушить детям готовность в любой момент пожертвовать жизнью ради социалистического отечества[561].

Другие страны тоже продвигали семью не как независимое учреждение, но как инструмент государства или, в случае нацистской Германии, расы. Несмотря на всю риторику нацистов о восстановлении традиционных семей, модель, которую они выдвинули, была прямым нарушением консервативного идеала, предусматривавшего ограниченное вмешательство государства в частную жизнь. Нацистская семья должна была не защищать от государственного вмешательства, а, напротив, облегчать его, не воплощать личные свободы, связанные с рождением и воспитанием детей, а служить государственным целям роста населения и расовой чистоты. Как писал Гитлер в «Майн кампф», «брак не может быть сам по себе целью, он должен служить высшей цели, а именно размножению и сохранению вида и расы»[562]. Закон о здоровом браке, принятый в 1935 году, требовал от людей получить сертификат о пригодности к браку, а нацистская евгеническая политика означала, что женатые пары не всегда властны решать, заводить ли им ребенка. Более того, несмотря на бесконечную пропаганду семьи, в 1938 году нацистское правительство издало закон, позволявший развод в случае «преждевременной бесплодности» или «отказа продолжать род», а с началом войны даже стало поощрять секс вне брака, если он приводил к рождению новых «арийских» детей[563]. Как пишет Жак Донзело о французской семейной политике в эпоху модерна, семья стала «сферой прямого вмешательства» и произошел «переход от управления семьями к управлению через семьи»[564].

Когда мы говорим, что советская политика «укрепляла» семью, необходимо иметь в виду одно уточнение. Поощряя брак, затрудняя развод и провозглашая семейную ответственность, советское правительство вместе с тем не укрепляло самостоятельность семьи, семейную автономию. Напротив, оно подчеркивало общественную и гражданскую роль семьи и не позволяло семье стать преградой на пути государственного вмешательства в частную жизнь. Советская семья, подобно семье во многих других обществах, стала важнейшим учреждением, выступавшим в роли посредника между личными желаниями и интересами государства[565]. Советские чиновники использовали семью для создания норм сексуального поведения и социальной организации, потому что считали, что стабильные браки и большие семьи будут способствовать росту населения.

Другой причиной выбора в пользу семьи было то, что она соответствовала представлениям партийных лидеров о пристойности. Большинство из них не приняли предложенную Коллонтай модель — со свободными союзами мужчин и женщин и коллективной ответственностью общества за воспитание детей, а к 1930-м годам этот вариант был отвергнут окончательно[566]. Семья означала нормативную модель моногамных гетеросексуальных отношений, которая вписывалась в представления советских деятелей о надлежащей организации общества. Непосредственно перед кампанией по укреплению семьи советское правительство вновь объявило гомосексуализм преступлением[567]. Дэн Хили отмечает, что повторная криминализация мужеложства совпала с кампанией советского руководства по чистке городов от «общественных аномалий» и кампанией в поддержку гетеросексуальной семьи[568]. В 1936 году нарком юстиции Николай Крыленко назвал гомосексуалистов деклассированным мусором из отбросов общества и заявил, что им не место в обществе рабочих, предпочитающих нормальные отношения между полами и строящих общество на здоровых принципах[569]. Таким образом, в поощрении семьи следует видеть часть более масштабной работы советского правительства, стремившегося сделать гетеросексуальность и продолжение рода обязательными — в интересах государства и общества в целом.

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги