Взрослое лето

— Я и правда не знаю, и в ушах сегодня не звенело. Вроде он добрый и сильный, всегда нам помогает, как только ты его попросишь, он тут как тут, а ещё он верный. Подарил мне сматрфон и кучу подарков! А я скоро совсем вырасту и уеду учиться на юрфак. Жаль, конечно, поблизости нет моего папашки, хоты бы для видимости выбора.

— Вот дался тебе этот отец, его нет уже пятнадцать лет, тебе со мной плохо? Чего-то не хватает?

— Все хорошо. Слышишь, волк воет? Ему одиноко?

— Наверно, грустно, как и мне, вот и зовёт своих. Знаешь, если бы твой отец хотел, то нашёл бы нас. Я в отличие от него — место жительства не меняла. Приехал бы хоть разочек и посмотрел на свою кровиночку. Да ты вылитая он: глаза, нос и лоб, такая же упёртая. Никакую экспертизу проводить не надо, чтобы понять, чья ты дочь.

— А почему ты мне никогда не показывала его фотки?

— У меня их нет, я их все сожгла.

— Когда?

— Когда ты у меня родилась, а он мне уже давно перестал писать и звонить! Ну, попали мне под горячую руку снимки, я их собрала все в охапку и спалила в саду, под яблонями, где мы с ним так любили мечтать о нашем общем будущем.

— Какая ты оказывается решительная, на тебя совсем не похоже.

— Ты свою маму ещё плохо знаешь. Вот когда Дима привезёт свои фотографии, тогда и полюбуешься на своего папочку. Мы ведь все вместе учились в одном классе, и он с ним ещё и служил в армии. Потом, правда, их раскидали по разным частям, ну так Дима мне рассказывал, а кто знает, как было на самом деле? Но зачем тебе о нём думать, ворошить прошлое? Тебе плохо со мной?

— Конечно, нет. Просто любопытно, наверно, зов крови.

— Не говори глупостей, просто мне досадить хочешь. Тыкаешь постоянно мне в глаза своим отцом, мол, я последняя неудачница, злосчастная мать-одиночка.

Снова закричала сова, и следом принялся солировать неведомый волк, завыв в глубине леса, где-то в стороне Гнилого болота. Лена захныкала и как маленькая девочка уткнулась в плечо матери, пряча лицо. Совсем стемнело. Мила обняла дочь и, не мигая, смотрела на чёрный лес, у неё самой глаза оказались на мокром месте. Вскоре среди деревьев мелькнула жёлтая затасканная луна и спряталась за верхушки дубов, не мешая плакать людям. Лес притих и перестал стращать жителей домика, охватив плотным кольцом лесную сторожку и полянку с огородом и садом, не пропуская вовнутрь ничего.

Ночь распростёрлась над здешними лесами и болотами. Людмила и Алёна продрогли и, намёрзнувшись, воротились в дом, и скоро на плите частушками запел чайник.

— Может, попьём чай с тортом, там ещё осталось несколько кусочков?

— Давай, только я пойду надену толстовку.

Мила достала чашки и блюдца, в блеклом свете лампочки они казались загадочными, даже волшебными. Девочка вернулась на терраску с улыбкой, не выпуская из рук новенький смартфон. Потянуло из углов и подпола сыростью, старым домом и чайным духом.

— Алёна, а я выполнила твоё задание. Дима говорит, что не помнит, где он находился в тот чёрный день. Тебе не кажется, как-то очень странно? Все помнят, а он нет.

— Надо же. А может, и действительно запамятовал? Мне не хочется с телефоном расставаться, у него камера классная и память большая!

— Тебя перестало интересовать убийство бабушки и дедушки?

Алена стёрла улыбку и опустила глаза:

— Нет, не дождутся, просто сегодня у народного следователя Белкиной — выходной. И дай мне, пожалуйста, то самое колечко посмотреть!

— На, гляди, лесной прокурор! — Мила стянула с безымянного пальца подаренное украшение. — Какое счастье, что ты ещё совсем ребёнок!

В течение следующих пятнадцати минут Алёнка и так и сяк крутила и рассматривала кольцо, разве только не додумалась попробовать его на зуб.

— Смотри не потеряй, а я пошла спать. Помой посуду.

— На его, забери, я тоже пойду, только немного почитаю.

Вскоре на лесной опушке погас свет, и тонкие электрические лучи поглотили ненасытные черные тени, словно мгновенно ярко-жёлтые хризантемы угасли от октябрьских заморозков. Ночь овладела землёй до утренней звезды, натянув с головой самотканое одеяло на старую ель, дубы, две липы, три тополя за огородом и весь этот немалый лес, уцелевший каким-то чудом на границе со столичной областью. Недолги ещё ночи в начале июля.

Воскресенье выдалось радостным. Наконец-то расцвели усадебные липы, и утром в дом беспардонно проник сладковатый медовый аромат, а их густые кроны раскрасились зажжёнными бледно-жёлтыми огоньками. Лето свершило ещё один неумолимый шажок, всё шло своим чередом.