Взрослые в доме. Неравная борьба с европейским «глубинным государством»

Катастрофическая гражданская война 1940-х годов расколола греческое общество и заставила его жить в страхе перед двумя мировыми гегемонами – Россией и Америкой. Правые видели в Соединенных Штатах Америки защиту от «красного медведя», тогда как левые надеялись, что СССР поддержит их, если они когда-нибудь победят на выборах и получат возможность сформировать правительство. Конечно, к тому времени, когда СИРИЗА пришла к власти, СССР уже канул в небытие, но часть активистов СИРИЗА продолжала воспринимать Москву как потенциального соратника в нашем противостоянии с неолиберальной «Тройкой». Кое-кто даже вынашивал фантазии о нефтедолларах, направляемых Владимиром Путиным на поддержку нашего дела.

Алексис скептически относился к подобным рассуждениям, но порой казалось, будто он верит, что рано или поздно Россия придет нам на помощь. Когда он поделился этими мыслями со мной, я постарался развеять его мечты. «Россия – это не Китай», – сказал, помнится, я. Даже если Путин согласится выделить нам деньги в обмен на прокладку трубопровода или на продажу какой-либо государственной компании, говорил я Алексису, мы должны отказаться от этой помощи по трем причинам. Во-первых, Путина нельзя назвать надежным другом, а российский бизнес, как известно, неспособен на гарантированные долгосрочные инвестиции – в отличие, например, от китайцев. Во-вторых, у России самой хватает финансовых проблем, так что обещание существенной помощи легко может оказаться пустышкой. В-третьих, у Путина и его режима весьма печальная история с соблюдением прав человека^[254]: хотим ли мы как страна, чьими единственными реальными покровителями являются прогрессивные страны Европы, связываться с таким государством?

При этом у наших «заклятых» партнеров по коалиции из числа крайне правых возникла противоположная идея: мы должны, что называется, броситься в ноги Соединенным Штатам Америки, чтобы вырваться из тисков Меркель. Однажды в перерыве заседания кабинета министр обороны Камменос подошел ко мне и сказал, что я не должен позволять немцам садиться мне на шею. «Я могу гарантировать миллиарды с другого берега Атлантики и такую сделку по облигациям с ФРС, которая сделает выход из евро безболезненным», – важно сообщил он^[255]. Я улыбнулся и постарался не выдать своих истинных мыслей. Он не отставал, предложил встретиться с его другом, греко-американцем с Уолл-стрит, который готов провернуть сделку. Алексис выслушал мой рассказ и попросил выяснить подробности. Будучи министром финансов обанкротившейся страны, я был обязан сделать все возможное для ее спасения, а потому, хотя сам не ждал никаких чудес, исполнил свой долг и встретился с означенным джентльменом в моем офисе, а также попросил Джейми Гэлбрейта нанести визит его партнерам в Нью-Йорке. Как я правильно догадался, радужные перспективы, якобы связанные с долларовой кредитной линией, были иллюзорными^[256]. К тому моменту, когда я окончательно все выяснил и доложил Алексису, что на обмен облигаций с ФРС и прочие чудеса рассчитывать нечего, Путин, по-видимому, тоже дал понять, что денег или любой другой помощи от России ждать бессмысленно. «Вы должны заключить сделку с немцами», – сказал мне Алексис^[257].

Поскольку надежд на поддержку ни той, ни другой сверхдержавы времен холодной войны больше не осталось, Алексису пришлось обратиться к Меркель, и тем самым он обнажил свою уязвимость перед ее психологическими манипуляциями и неиссякаемым трудовым задором.

После фиаско, которым завершилось заседание Еврогруппы 9 марта, Алексис пообщался с Ангелой Меркель по телефону и попросил ее снова вмешаться в происходящее. Канцлер в ответ просила представить подробный анализ «Меморандума о взаимопонимании» с содержательными комментариями по поводу спорных мест и собственными предложениями взамен. Разумеется, Алексис согласился на это условие и позвонил мне сразу после разговора с Меркель с просьбой подготовить документ. В ту ночь я остался в офисе один и вновь вступил в бой с пятнадцатью пунктами «Меморандума». Каждый его пункт я сопровождал своим комментарием, причем разными чернилами: зеленым я показывал, с какими положениями мы согласны и почему; красным перечислял наши возражения и объяснял причины; синим излагал альтернативную точку зрения на те пункты, против которых мы возражали. К следующему утру первоначальный четырехстраничный документ разросся до двадцати семи страниц.