Взрослые в доме. Неравная борьба с европейским «глубинным государством»

– Если налицо банковский кризис и если ЕЦБ перестанет предоставлять экстренную помощь, велик шанс того, что нам придется закрыть ваши банки на срок продолжения переговоров.

Я пустился объяснять, что не стоит добиваться от нас сотрудничества шантажом, призывая к введению контроля за капиталами, который в корне противоречит принципам валютного союза. Тут подошел Мишель Сапен, министр финансов Франции, который поинтересовался, есть ли новости из брюссельской группы и по поводу наших переговоров с международными институтами. Мы коротко пообщались, после чего Мишель вернулся на свое место на другой стороне зала, по соседству с Вольфгангом Шойбле. Мы с Бенуа снова было зашептались, как вдруг зазвучали возмущенные возгласы. Бенуа явно насторожился.

– Что случилось? – спросил я. Сосредоточившись на беседе с Бенуа, я не заметил, как за моей спиной разыгралась настоящая драма.

– Мишель накричал на Вольфганга, – ответил Кере.

– С какой стати? – Я-то слышал только отдельные возгласы, а вот Бенуа, сидевший лицом ко мне, видел и, возможно, слышал все подробности.

– Вольфганг сказал, что хочет направить «Тройку» в Париж, – сообщил Бенуа с горькой усмешкой.

Что ж, это было ожидаемо. «Тройка», которая родилась и выросла в Афинах, теперь нацеливалась на Париж, поскольку ее придумывали именно для того, чтобы в конечном счете контролировать национальный бюджет Франции. Суровая и провальная политика, навязанная Греции, на самом деле изобреталась не ради нашей страны. Угроза закрытия греческих банков, которую Бенуа озвучил мне в тот самый миг, когда Мишель Сапен начал кричать на Шойбле, на самом деле не относилась к нашим банкам. Это был недвусмысленный сигнал Вольфганга Парижу: если Франция хочет остаться в еврозоне, она должна отдать суверенитет над своим бюджетом. Во всем этом присутствовала логика – возможно, извращенная, логика такого типа, который грозил в итоге нанести непоправимый урон Европейскому союзу в целом. Однако оставалось загадкой, как Мишель и Бенуа сумели сговориться с французским правительством, отстаивая его интересы и одновременно принуждая нас играть по правилам, от которых сами отказывались.

На обратном пути в Афины я столкнулся в вашингтонском аэропорту с другим французом, Пьером Московичи. До посадки было около получаса, и мы разговорились.

– Германия – это проблема, и не только для вас, – заявил Пьер, но тут же добавил, что соглашение между нами и нашими кредиторами возможно «даже вопреки Шойбле». Я ответил, что, если судить по тому, что мне сказали в МВФ и в администрации президента США, соглашение может быть заключено при общем согласии Вашингтона, ЕЦБ и Европейской комиссии. Пьер утвердительно кивнул. Затем я упомянул о разговоре с Бенуа и об угрозе закрытия банков в ходе переговоров.

– Такие рассуждения в Афинах вполне могут воспринять как экзистенциальную угрозу, – пояснил я.

– Не волнуйтесь, – ответил комиссар Московичи. – Во-первых, Бенуа подвержен панике, а во-вторых, он, представляя центробанк, сознает необходимость иметь план на случай любых непредвиденных обстоятельств. Я побеседую с ним от вашего имени.

Мы договорились встретиться на следующей неделе. Нисколько не убежденный его заверениями, я распрощался.

По возвращении в Афины Бенуа позвонил мне, чтобы завершить наш диалог, прерванный ссорой Мишеля Сапена с Вольфгангом Шойбле. Возможно, Пьер Московичи уже успел с ним связаться; так или иначе, Бенуа держался теперь куда позитивнее. Я напомнил ему о завуалированной угрозе закрытия банков и сказал, что банки-то в итоге закроются не по естественным причинам и не по причине несчастного случая, а в результате чисто политического решения ЕЦБ.

Кере: Ничего подобного. Банки могут закрыться потому, что у них иссякнут средства.

Варуфакис: Это невозможно. Как министр финансов я каждые две недели вынужден гарантировать долговые обязательства банков на сумму в десятки миллиардов евро, а эти обязательства они затем отправляют в качестве залога в центральный банк Греции. Единственная причина дефицита средств – это вы, парни. Это ЕЦБ. Только вы можете запретить Банку Греции принимать мои гарантии. И это будет политическим решением, ведь все мы знаем, что у нынешнего греческого правительства нет возможности соблюдать эти гарантии.

Кере: Вы правы. Но как представитель ЕЦБ я должен быть готов к такому решению, если оно будет принято двумя третями голосов членов правления^[284].

Варуфакис: Понимаю. Просто знайте, что, если так произойдет, наше правительство не останется безучастным, не будет пассивно дожидаться «решения» в кипрском стиле – хотя почему-то некоторые у вас думают именно так. Мы не сдадимся. Даже если вы закроете наши банки, мы создадим собственную денежную базу в евро за счет электронных налоговых поступлений, обеспеченных залогами. Конечно, если вы вынудите нас пойти этим путем и объявить дефолт перед МВФ и ЕЦБ, тем самым вы буквально за руку подведете нас к точке невозврата.