Полупустое помещение производило гнетущее впечатление. Куда все подевались? Помимо Пьера, Николаса и меня, присутствовали только Йерун Дейсселблум, Томас Визер и четверо или пятеро представителей других делегаций. Вольфганг Шойбле, Марио Драги, Поул Томсен, Мишель Сапен и прочие ключевые фигуры словно сгинули. Когда заседание началось, мы с Николасом переглянулись, сознавая, что назревает нечто, очевидно малоприятное. Первым пунктом повестки дня были процедурные вопросы, которые не требовали обсуждения. Когда с этим было покончено, Йерун сказал:
– Так, коллеги, давайте перейдем ко второму пункту повестки дня. Это Греция.
Внезапно двери зала распахнулись, и внутрь вошли Вольфганг, Марио, Поул, Мишель и другие пропавшие министры.
Как положено, первую кровь, если выражаться образно, пролил Дейсселблум. В своем вступительном слове он потребовал возвращения «Тройки» в Афины, дабы «преодолеть неэффективность брюссельской группы». Я покосился на Пьера Московичи, гадая, выступит ли тот в защиту механизма, который совсем недавно так нахваливал. Или же президент Еврогруппы намерен снова публично унизить еврокомиссара, заставить того, грубо говоря, подавиться своими заявлениями, как было на втором заседании Еврогруппы в феврале?[285]
– Технические и политические дискуссии, – сказал Пьер, завершая свое выступление, – следует объединить и проводить совместно.
На случай, если кто-то не понял, Поул Томсен поспешил уточнить, что местом проведения общих дискуссий должны стать Афины.
Далее Томсен исполнил собственный финт, под стать финту Пьера. Тот же самый человек, который признавал в феврале, глядя мне в глаза во время нашей первой встречи в Париже, что долг Греции неприемлем и что десятки миллиардов евро для облегчения долгового бремени следовало бы выделить нам еще задолго до 2015 года, теперь запел совершенно другую песню. До избрания правительства СИРИЗА, утверждал Томсен, долг Греции не вызывал опасений, но после того, как мы пришли к власти, он стал неприемлемым; ни облегчение долгового бремени, ни дополнительные средства не понадобились бы, когда бы нас не избрали[286]
.Следующий удар нанес Марио Драги, который высказался в том духе, что, в отличие от предыдущих банковских лихорадок, нынешняя ситуация в Греции не затрагивает (не «заражает», цитируя его слова) остальную еврозону. Иначе говоря, от «Грексита» пострадают сами греки, но не другие страны, которые используют общеевропейскую валюту. Это выступление послужило сигналом для чирлидеров Шойбле: министры финансов один за другим принялись осыпать нас угрозами осуществить «Грексит». В ответ на абсурдное утверждение Томсена, будто проволочки с нашей стороны снова и снова подталкивают нас к красной черте, словацкий министр финансов воскликнул: «Это невероятно!» Потом он произнес собственную речь, суть которой сводилась к тому, что Европа готова помогать Греции, но если Греция отказывается от помощи, возможно, пришло время обсудить последствия.
Вскоре после этого подал голос сам Вольфганг Шойбле, поддержавший словацкого коллегу:
– Мы слишком поспешно двинулись в неправильном направлении… [Смех в зале. Возгласы: «Вот именно! Немыслимо!»] Не могу представить, как мы найдем решение.
Озвучить роковые слова доверили министру финансов Словении:
– Не существует способа убедить словенцев, чья страна расположена рядом с Грецией, приложить дополнительные усилия, чтобы помочь Греции справиться с кризисом. Думаю, нам стоит обсудить «план Б»… Мне известно, что многие не хотели бы обсуждать «план Б». Многие, включая Словению, предпочли бы обойтись без этого. Но сейчас я не вижу иных возможностей.
Я начал свой ответ с того, что хладнокровно и вежливо проанализировал каждый из брошенных нам упреков и обозначил каждую неточность, прежде чем перейти к главному:
– О «плане Б» не следует даже упоминать. Совершенно не в интересах единой Европы просто начинать эту дискуссию. Позвольте напомнить моему уважаемому коллеге из Словении, что в данный момент обсуждение данного вопроса вредит интересам его собственных сограждан. Я отвергаю такую дискуссию. Наше правительство намерено сделать все возможное, чтобы восстановить платежеспособность страны в рамках еврозоны.
С этого мгновения мне пришлось еще не раз вставать, чтобы выдвинуть очередное конструктивное предложение в ответ на новые нападки. И всякий раз, когда я это делал, Дейсселблум реагировал агрессивно, требовал, чтобы я согласился на возвращение «Тройки» в Афины, чтобы пообещал не принимать законы без одобрения «Тройки» и чтобы признал правомерным подход «все-или-ничего», который означал отказ от моей идеи промежуточного соглашения на базе трех или четырех принципиальных реформ и жизнеспособного финансового плана. Верный распоряжению Алексиса не уступать, я стоял на своем до конца.
Клевета и расправа