Взрослые в доме. Неравная борьба с европейским «глубинным государством»

На момент написания этих строк меня по-прежнему обвиняют в преднамеренном оттягивании подписания соглашения с «Тройкой» ради закрытия банков; якобы я в сговоре с Вольфгангом Шойбле планировал ввести параллельную валюту и тем самым подтолкнуть Грецию к выходу из еврозоны. Вообразите: если бы солдат, вернувшихся из Дюнкерка в июне 1940 года, встретили в Великобритании обвинением в том, что они развязали Вторую мировую войну, а Берлин одновременно восхваляли бы за рациональность и восстановление порядка!^[330] Сущая нелепость – обвинять меня в измене и выказывать уважение к тем, кто делал все возможное, чтобы закрыть банки Греции и подтолкнуть нас к «Грекситу»!

Мотивы «Тройки» и греческой олигархии очевидны. Долг означает власть кредитора над должником, а неприемлемый долг дает кредиторам непомерную власть. «Греческая весна» ненадолго лишила кредиторов нашей страны и их внутренних агентов этой власти. Поэтому те 61,3 % избирателей, что проголосовали «против» на референдуме, следовало дискредитировать, выставить народом, сбитым с толку оппортунистами. Раз Алексис покаялся, все шишки обрушились на меня.

Функционеры «Тройки», такие как Клаус Реглинг и Яннис Стурнарас, всерьез утверждают, что моя деятельность стоила греческой экономике около 100 миллиардов евро. Это говорят те же самые люди, которые несут ответственность за накопление долгов обанкротившейся Грецией посредством «спасительных» кредитов 2010 и 2012 годов; в итоге к 2015 году единственным решением было сократить наш долг на 100 миллиардов евро. Я прямо сказал об этом греческому народу, и нас избрали в том числе во имя решения данной задачи. Но «Тройка» не желала признавать свою вину, а потому разгромила наше правительство, чтобы извратить картину. Обычная история для Греции. Те же политические партии, банкиры и владельцы СМИ, которые требовали, чтобы я подписал соглашение с «Тройкой», протестовали против повышения налогов, которое повлекло за собой подписание этого соглашения. Те же люди, которые устроили банковскую лихорадку, обвиняли в ней меня. Журналисты, высмеявшие меня после отстранения от переговоров в апреле, принялись в мае и июне рассуждать, что я виноват в тупике, в который зашли эти переговоры. Те же люди, которые хотели увидеть меня на скамье подсудимых по обвинению в государственной измене за «торговлю» местом Греции в еврозоне, восхищались Марио Драги и Вольфгангом Шойбле, двумя финансистами, что поставили под угрозу целостность еврозоны, закрыв греческие банки. Друзья спрашивали и спрашивают нас с Данаей, как мы справляемся с таким давлением, особенно в Греции. Я обычно отвечаю, что мне льстит антипатия таких людей.

Что ж, настало время кое в чем признаться. Я неуязвим для нападок и критических стрел «Тройки», к которым был и остаюсь готов, но меня ранила и продолжает ранить критика со стороны бывших коллег – моих товарищей по парламенту, которые остались в правительстве и согласились на третий «спасительный» кредит.

Началось все с молчания. Когда оппозиционные депутаты дружно и гневно клеймили меня за то, что я поставил страну на колени, депутаты СИРИЗА смотрели в пол и отмалчивались. Затем некоторые из них начали присоединяться к оппозиции, утверждать, что было большой ошибкой доверить мне министерство финансов. Потом бывшие коллеги по кабинету министров стали рассказывать разные истории, которые противоречили друг другу. По одной версии, я хотел подговорить Алексиса на капитуляцию перед «Тройкой» в феврале 2015 года, а по другой – на мне лежала вина за «бесполезное и бессмысленное» столкновение с кредиторами в том же месяце. Некоторые зашли настолько далеко, что поддержали требование судить меня особым трибуналом. Алексис и Евклид по большей части позволяли этим обвинениям какой-то срок «покрутиться» в информационном пространстве, прежде чем вмешаться, причем с подозрительным запозданием, и опровергнуть обвинения (даже похвалить меня сквозь зубы). Что бы я ни натворил, говорили они, мошенником меня, по крайней мере, не назовешь; абсурдно обвинять во всем одного Варуфакиса.

Думаю, отчасти такое поведение объясняется тем, что те же самые депутаты и министры голосовали за законопроекты, которые, как они прекрасно знали, были гибельными для страны, принятие которых противоречило всем их предвыборным лозунгам. Когда человек верит в одно, но добровольно или по принуждению ему приходится отстаивать противоположное, возникает когнитивный диссонанс. В конце концов такой человек, чтобы преодолеть внутренний конфликт, вынужден, как Уинстон Смит из романа Оруэлла, менять свое мнение. Но эмоциональные последствия подобного стресса необходимо каким-то образом ослабить, следовательно, кто-то другой должен принять на себя вину. Поскольку именно меня «Тройка»-победительница выбрала на роль козла отпущения, я стал таковым и для моих капитулировавших товарищей.