Когда действие обезболивающего окончательно закончилось, я готов был лезть на стену, биться головой об окно и выть на луну. Дейзи обработал мои порезы, избавился от старых нитей и заново все зашил, более аккуратно, чем было изначально, я был благодарен ему. Длилась моя благодарность максимум минут двадцать. Боль приходила постепенно, пока не взяла все в свои руки и не затмила голову. Случайно облизав губы и ощутив вкус разбавленного спирта, заменившего антисептик, я пожалел об этом вдвойне. Пришлось обработать раны заново, но уже чувствуя каждое прикосновение дезинфицирующего средства к коже, и едва ли не закричав на весь поезд.
За тем, как меня отчаянно мучают с усмешкой наблюдал Кирилл. Вот он уплетал запасы еды в обе щеки, а весь захваченный, по просьбе Дейзи, алкоголь, который соседи по купе планировали выпить по дороге, израсходовали на мои раны, ведь антисептика бывший охранник борделя взял не много. Предпочел заполнить имеющееся место в чемодане едой и теплой одеждой. Что тоже не лишено смысла. С завистью посматривая на то, как мужчина уплетает бутерброды, чувствую бурление в животе от голода, но мне пока какое-то время лучше не касаться губами ничего, особенно еды. Замечательное начало новой жизни, если спасение с казни можно так назвать.
За восемь часов пути, поезд остановился всего дважды, на станциях средних по размеру населенных пунктов. Учитывая, что он провел на них не больше трех минут – высадил пассажиров и принял новых, больше ничего сделать никто не успел бы. Рассматривая покрытые снегом деревья и маленькие, наполовину развалившиеся, деревянные домики, проносящиеся за окном, я осознавал, что уезжаю все дальше и дальше от столицы. А ведь именно туда хотелось вернуться, вырвать из цепких лап Императорского дворца гребаную блондинку и только вместе с ней бежать, подальше от всех представителей императорской семьи. От всех…Почему-то я чувствовал себя предателем, ведь спасли меня, а не ее, и я позволил им оставить девушку там, не настоял, ни потребовал. Разве я мог в том состоянии, в каком был? Да я без помощи не мог передвигать ногами. Осмотрев руки, отрицательно качаю головой. Дейзи наложил шины и обмотал бинтами, но заранее предупредил – это лишь временно, лучше доставить меня в больницу к профессионалам. Мне оставалось только поражаться тому, как ему пришло в голову использовать ручки, столовые приборы и только он один знает что еще в качестве шин.
За окном стемнело рано, теперь я больше видел свое отражение и пришлось откинуться на спинку сиденья. Видеть изуродованное лицо и вспоминать, как оно таким стало – не хочу. Боль и так напоминала о слишком многом. Представив, как тоже самое проделывали со Скарлатиной в темных подземельях дворца, сжимаюсь от пронзительного ветра из щелей и неприятных ощущений одновременно. Нет, хватит с меня таких мыслей, Геннадий обещал, и слово сдержит, с девушкой ничего не случится, ее никто не тронет. Ведь если это не так, я не смогу спокойно уснуть. А вот спутники, не смотря на довольно ранний час, отрубились быстро. Кирилл забрался на верхнюю полку, а Дейзи устроился напротив меня и оба уже храпели, нарушая тишину маленького купе. Должно быть, мужчины не спали прошлую ночь, готовясь к операции по спасению, или просто допили остатки алкоголя. Если, конечно, что осталось после меня. Последовать их примеру не получалось, я даже лечь удобно не мог – лишний раз боялся опереться на ладонь или случайно повернуться и прижаться свежими швами на щеке к подушке. Слишком болезненно будет устранение последствий от таких действий, да и сейчас, пусть боль и притупилась, но она никуда не ушла. Тело испытывало непонятную слабость, откуда она только взялась. Чем дольше я сидел, вжавшись в стену, тем жарче становилось в помещении, и даже холодный воздух с улицы, попадающий внутрь через щели в оконной раме, не помогал освежиться, и прогнать эту жару.
Поезд в третий раз остановился, а я подумал, что это просто очередная станция, и не стал выглядывать в окно. Когда же дверь купе неожиданно распахнулась, и на меня уставилось дуло пистолета, я вздрогнул и вжался в стену. Дейзи моментально проснулся, сел на полке, а Кирилл, судя по всему, чуть не свалился сверху. На нас уставились серые, с едва заметной голубизной, глаза мужчины где-то за пятьдесят. У него за спиной маячили люди в форме гвардейцев, и только после я присмотрелся и понял, что и на нем форменная куртка. Сглотнув ком в горле, первая пробежавшая в голове мысль оказалась о том, что на этом побег окончен и теперь меня вернут в столицу для продолжения прерванной церемонии.
– Раз ты здесь, то где моя дочь? – поинтересовался незнакомец, а я внимательно всмотрелся в его лицо. Седые, короткие волосы, светлые брови, бесцветные губы, черты лица острые, прямые, впалые щеки. Мне стоило больших трудов вспомнить, где прежде я его видел и с осознанием личности мужчины, говорить расхотелось вдвойне.