Читаем Взвихрённая Русь – 1990 полностью

— Мы плохо уделяли внимание этому вопросу. Колхозы и совхозы должны быть изменены… нужны новые инвестиции. Надо развивать производственную кооперацию на селе на базе общественной собственности. И это понятно. Ибо, как мне думается, общественная собственность объединяет, а частная собственность разъединяет интересы людей и, несомненно, социально расслаивает общество. В связи с этим позвольте мне, товарищи, вам напомнить, с какой целью началась наша перестройка. Ведь с целью наиболее полного использования потенциала социализьма. Так я хочу спросить, неужели распродажа предприятий в частные руки способствует раскрытию возможностей, заложенных в социалистическом строе? Конечно, нет! Меня не убеждает и введение в оборот новой категории «трудовая частная собственность», как, по-видимому, последнее достижение современной теоретической мысли.

Я думаю, что вы согласитесь со мной, если я скажу, что тип собственности — это уже не тактика, это уже стратегия. Говоря о типах собственности, хотелось бы сказать и об общечеловеческих и социалистических ценностях. Мне представляется, что социалистические ценности целиком и полностью включают в себя и общечеловеческие. И это очень важно. Но они неравноценны, неадекватны. Скажем, общественная собственность — это ведь социалистическая ценность. Социалистические ценности, как мне представляется, более широкое понятие. Неправомерно также и то, что мы предаём забвению классовый подход. Ведь отсюда пошло, что не имеет никакого значения классовый состав Советов народных депутатов, отсюда пошла недооценка рабочего и крестьянского движения. А к чему это всё привело, теперь видно. Повторяю, колхозы и совхозы должны быть изменены. Нужны дополнительные серьёзные инвестиции. Сейчас механизированная оснащённость наших колхозников такая, какой она была у американского фермера в 50-е годы. Никогда мы серьёзно не накормим страну, если не будем капитально перевооружать крестьян…

«Ну сколько можно толочь воду в ступе? — в нетерпении горячечно думает Колотилкин. — Один чудик из Ужгорода ужал толстовскую килограммовую «Анну Каренину» до двух слов: «Аня, поезд!». А этот наоборот… Где довольно двух слов, размазывает целый романище!.. Поверь этому Лигачу, выходит, мы и не перевооружали? — недоумевает Колотилкин. — А триллионище какому сунули псу под хвост? Можно б было совать, будь пёс живой. А то ж дохлый. Неужели за семьдесят лет не разглядели? Не унюхали? И пичкай тех же хаврошечек социалистической ориентации хоть одними сотнягами на утро, на обед, на полдник, на вечерю, колбасы не дождаться. Уж так надёжно советская отлажена машинка…»

— «Как вы считаете, есть ли у Ельцина шансы стать президентом?» Это его дело! — чуже пыхнул Лигачёв. — «Как его здоровье?» Я его бюллетени не читал… Литва заявила себя независимым государством. С нею и надо и вести себя, как с иностранным государством. А то, понимаете, Прускене`,[42] прошу прощения, — с пионерской, с молодцеватой отвагой Егор Кузьмич стрельнул на сидевшую рядом женщину, — дама акти-ивная!.. Сверхсмелые люди спрашивают, какие именно привилегии имеют члены политбюро. А не подписываются.

Эту записку он кисло отбросил в сторону. С анонимщиками не дружим. И даже не объясняемся с ними!

— А вот жизненный вопрос. Интересуются, чем я занимался в застой. Я, дорогие товарищи, в застой строил, понимаете, социализьм вместе с сибиряками! Вот так! Мы должны, понимаете, бодро смотреть вперёд. Твёрдо!

Зал сверкнул снисходительными улыбками, но до шлепков благоразумно не опустился.

— Да, да!.. Строил!.. «Как же так получилось, что через сорок пять лет после войны мы проиграли Победу?» Понимаю и разделяю… Я в тревоге… В войну погибло наших двадцать семь миллионов…

— Двадцать! — из разных углов подсказал зал.

— У вас, товарищи, старая цифра. А мы подготовили Михал Сергеичу новую цифру. Двадцать семь, и он её объявит на сорокапятилетии нашей Великой Победы. Германия — это, понимаете, коренные изменения в мире… Как-то так… вдруг… Развалился весь восточный социализьм наш германский… Не только германский, понимаете! Политбюро в шоке. Даже не сошлось обсудить-обрядить всё это, как и рынок… Мы даже не успели, понимаете, одуматься… Ещё предстоит ясно высказаться по объединению Германии. Это ж не воссоединение, а поглощение! Единство двух Германий, может, было естественным процессом. Но на какой базе, в какие сроки, какими методами оно должно было осуществляться? На практике восточным немцам даже не дали времени реформировать их социализьм. Я б в одну гребёнку все события в Восточной Европе не ставил. Запад… А на самом деле это проклятый империализьм! Понимаете, он ловко воспользовался определёнными ошибками соцстран и развалил нам социалистическую нашу систему. Это откровенная победа империализьма и поражение социализьма. Я в глубокой, понимаете, тревоге… Вот…

Зал угрюмо заворочался, заскрипел.

— Вопросов много. Пускай повыступают другие товарищи. А я после ещё буду отвечать…

«Будя!»

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее