Взвихрённая Русь – 1990

Дыроколова не смутил ответ Ильича. К таким ответам он привык. Его взбесил провокатор. А вдруг дружок Колотилкин пашет за провокатора? А ну наш Колотун роет под меня метро? Начни поддакивать. Он тебя только хо-оп за хибок. А! Мало что мундир проколебал в деревне на сеновале! Ты ещё и соввластью недовольный?! И шмяк тебя в область на ковёр!

Дыроколова тоскливо тянуло срезать разговор. На что угодно другое.

— Та-ак… — Он не знал, что спросить. — Так вы были, — нашёлся он, — на первомайской демонстрации на Красной?

— Ну, были! — отмахнулся Колотилкин. Ему не нравилось, когда его перебивали. — Дальше что?

— А как же президента указ?

— Три ха-ха-ха! — пальнул Колотилкин. — Каждый занят своим. Президент пишет указы. Народ пилюёт.

— Так уж и плюёт?

— А чего же не плевать на противозаконный указ? Видали! Мы боимся народа! А вдруг ещё замитингует? И бабах указик: запрещаем массовые мероприятия в пределах Садового кольца! Даже на Первое мая столица не выйди на Красную? В городе есть власть. Моссовет. Ему и решать, что можно, что нельзя. Конституционный надзор смял этот указ. Это ужас, когда президент, юрист по образованию, ляпает противозаконные штукерии. Только за это его надо попросить из президентов. Но что кричит его окружение? Михал Сергеичу нет альтернативы! Михал Сергеича некем заменить! Верно. Разве найдётся человек, который смог бы хуже него вести дело? Хуже не найти! От бессилия он пачками строгает указы. На них уже не обращают внимание. Власть же президента не распространяется дальше Кремля. И москвичи называют его: президент Садового кольца.

— Да хватит! — крикнул с испугу Дыроколов. — Давай про что другое.

— Давай, — согласился Колотилкин. — Я что… Это ему вечно кто-то мешает. То бюрократы мешали. Так ни одного нам и не показали мешальщика. То поперёк горла стали демократы, рвущиеся к власти. То ещё силы пострашней, какие-то деструктивные..

— Ну-ну…

— Наказал нас Господь президентом-незнайкой. Что ни творится в стране, он ничего не знает. Будто дядя минуту как с Луны упал. А всё это в куче — маскировка. Маскируется под перестройщика вселукавый демагог. А сам тихой сапой прёт воз старой, заезженной колеёй в чумовую болотину. Видите, дуренькие дедушки-бабушки выбрали ту дороженьку, как нам отказаться? Если сейчас не отказаться, то когда же? Неужели может быть ещё хуже? Неужели не убедились за семьдесят три голодных, нищих года? Нy не дичь? С семнадцатого года никак не отдадим им землю! — Колотилкин то ли погрозил, то ли просто показал на дверь, за которой был Заложных. — И никогда не отдадим!

— Уже отдали!

— В мыслях? А в жизни — никогда! Наши мудилы идеологи боятся слов «частная собственность». Но не боятся пустых прилавков. Кормятся же из спецраспределителей. А земля — это власть. Делёжка кому чего сколько. И делю я, Ванька Пупкин. И своей волей отдам я ту власть? Чёрный коммунар никогда не получит землю! Спроси! — Колотилкин грозно наставил палец на боковую дверь.

— Ты чего мне всё на эту дверь тычешь? Там у тебя кто есть?