Who's Afraid of Gender?

В начале 1980-х годов философ-феминистка Элисон Джаггар утверждала, что натурализованная разница в размерах тела между мужчинами и женщинами может быть результатом того, что последняя группа получает меньше пищи и ресурсов из-за культурной девальвации их пола/сексуальности, показывая, как факторы окружающей среды влияют на идентификацию половых различий, которые некоторые считают естественными или общепринятыми. Несколько лет спустя Энн Фаусто-Стерлинг выявила "влияние социокультурных и временных гендерных норм и практик на развитие костей" и далее утверждала, что "половые различия в мускулистости, которые так часто отождествляются с мужественностью и женственностью, не являются естественными и могут быть устранены сдвигами в социокультурных нормах в отношении активности и мускулистости, а также расширением доступа к упражнениям для наращивания мышц."

Фаусто-Стерлинг далее усиливает свое общее утверждение - "что конкретные анатомии и физиологии не являются фиксированными чертами", а скорее "возникают в течение жизненного цикла как реакция на конкретные прожитые жизни" - до расы, подрывая использование термина в качестве типологической категории в медицинских исследованиях и раскрывая его материальную созависимость с полом/гендером. Донна Харауэй формулирует этот тезис иначе:

Мы приняли за чистую монету традиционную либеральную идеологию социальных ученых XX века, которая утверждает глубокий и необходимый раскол между природой и культурой и между формами знания, относящимися к этим двум якобы непримиримым сферам. Мы позволили расколоть теорию политического тела таким образом, что естественное знание скрыто инкорпорируется в технику социального контроля вместо того, чтобы трансформироваться в науки освобождения.

Как утверждают Кэтрин Клун-Тейлор, Салли Марковиц и К. Райли Снортон, сама идея системы пола/гендера, прославленная Гейл Рубин в 1980-х годах, не предполагает простой бинарной оппозиции между мужским и женским, но, по словам Марковиц, социальное порождает биологическое в "шкале расово закодированных степеней половых/гендерных различий, кульминацией которой является мужественный европейский мужчина и женственная европейская женщина". То, что здесь называется "шкалой", по мнению Клун-Тейлор, "обычно формулируется в терминах патологии или ненормальности", что делает понятным "историческое возникновение половых/гендерных и расовых различий из тесно переплетенных историй колониализма, рабства, научного расизма и клинической медицины, так что анализ их социального конструирования в любом смысле этого термина должен тщательно учитываться и позиционироваться по отношению к этим наследиям".

C. Райли Снортон в книге "Черные с обеих сторон: A Racial History of Trans Identity документирует историю гинекологических методов, применявшихся к чернокожим женщинам во время и после рабства, которые были лишены анестезии и подвергались экспериментам в медицинских кабинетах доктора Марион Симмс. По мнению Снортона, история гендера в США, особенно трансгендерной идентичности, связана с институтом рабства, а жестокие процедуры, проводившиеся на порабощенных людях, оттачивали науку. Документируя убогую историю гинекологических процедур, использующих анатомию чернокожих женщин в качестве поля захвата, Снортон утверждает, что чернокожие женщины не были захвачены ни одной из версий гендера. Следуя новаторской статье Гортензии Спиллерс 1987 года "Мамин ребенок, папин, может быть", Снортон ссылается на "негендерную плоть" Спиллерс, чтобы описать эту форму висцеральной дереализации черных тел в угоду нормам белизны, включая белые идеалы гендерного диморфизма, в долгие годы после рабства. Плоть - это не чистая пассивная материя, а само условие разборчивых отношений. Снортон говорит об этом следующим образом: "Как вещь, которая производит отношения, плоть трансформирует [выделено мной] пол и гендер". Плоть - это "емкая структура", но не для тех, чьи тела служат сырьем для гинекологических исследований. Чернокожие женщины сделали возможным то, что впоследствии назовут "женской медициной", но они были плотью, а не женщинами, поскольку женщины были предположительно белыми, и им не помогали медицинские процедуры, которые они сделали возможными. Гендер здесь появляется только вместе с белизной. Вне норм белизны тела становятся плотью, недифференцированной и дегендерной, потенциальной собственностью, чья рыночная стоимость будет определена по прибытии в порт, на аукцион, для тех тел, которые переживут переезд.

Спиллерс объясняет: