Who's Afraid of Gender?

Перевод - это не только практика, но и способ развития многоязычной эпистемологии, которая так необходима, чтобы сохранить местные и региональные языки от исчезновения, противостоять гегемонии английского языка и помочь читателям развить сложные способы понимания друг друга и мира. В многоязычной эпистемологии не существует иностранных языков, поскольку каждый язык звучит как иностранный изнутри другого языка; или, возможно, каждый язык является иностранным, что означает, что нет языков, которые не являются иностранными. Иностранное находится на границе каждого языка и часто побуждает к созданию тех монет, которые определяют будущую жизнь языка. Попытка изгнать нежелательное иностранное присутствие из языка предполагает, что языки могут быть закрыты, что они не должны ни соприкасаться, ни трансформироваться друг с другом, и что границы национальных языков должны патрулироваться во имя национальной идентичности. Сопротивление иностранному мобилизует фантазию о том, что такие границы могут быть закрыты, хотя каждая граница, каждое миграционное движение - это сцена перевода.

В политических целях имеет смысл сопротивляться, когда язык имперской державы входит в регион или нацию как колонизаторская сила. Когда "гендер" переходит из английского в другой язык, английский тоже входит, и, конечно, не в первый раз. Несомненно, английский язык входит туда уже давно. Однако имперские державы не могут сохранять контроль над словами, которые они навязывают или исключают; они не воспроизводят автоматически империализм языка, из которого они возникли. Происхождение термина никоим образом не предсказывает все его последующие употребления. Однако для некоторых правых националистов допустить, чтобы высоконационалистический язык был прерван набором иностранных терминов или даже перспективой полномасштабного многоязычия, - значит нанести удар по их националистическим проектам, их антимиграционной политике, их усилиям по достижению национальной чистоты через регулирование семьи и сексуальности. А в таких местах, как путинская Россия, это мешает их империалистическим замыслам. Иностранный" - термин, находящийся в центре призрачных инвестиций, как и "гендер", отчасти потому, что в большинстве мест он остается иностранным термином или загадочной чеканкой.

Мы можем извлечь уроки из этого сопротивления английскому "гендеру", даже развивая альтернативное понимание проблемы. Феминистская и гендерная теория в англосфере слишком долго исходила из того, что все, что подразумевается под "гендером", осмысляется в каждом иностранном переводе без учета того, что в этом слове может быть непереводимым. Почему в дебатах о "гендере" как термине регулярно не рассматривается презумпция монолингвизма? В англоязычных контекстах, когда мы обращаемся к гендеру как к категории или понятию, мы склонны отбрасывать тот факт, что мы ссылаемся на английское употребление. Мы предполагаем, что в романских языках все будет точно так же - le genre, el genero- или что так и должно быть, и что в принципе дискуссии, которые мы ведем на английском, могут быть обобщены на неопределенное количество контекстов. Когда мы спорим о "гендере" - разрабатываем его значение или концептуализацию, - мы уже работаем в монолингвальном поле, если, конечно, мы не спорим на другом языке, и "гендер" - иностранный термин, или если мы не имеем намеренно транслингвистических рамок. Но даже когда гендер вводится как "иностранный термин", он остается странным образом иностранным. В связи с этим возникают обычные вопросы: Что здесь делает иностранное? Приветствуется ли он? Пригласили ли его? Является ли это имперским захватом? Является ли это поводом для утверждения языкового разнообразия как того, кто мы есть и как мы знаем? В какой степени возражение против "гендера" является возражением против английского языка или более широким возражением против иностранных слов и вещей, проникающих в то, что должно быть любой ценой защищено от иностранного? "Гендер" пересекает границы, проникает внутрь и в этом смысле коварен. Но коварен ли он, как иностранная сила, или стал чьим-то словом, странной транснациональной демократизацией на уровне лексики? К сожалению, когда размышления о гендере ведутся на английском языке, как будто все сказанное можно перевести, это является самонадеянным допущением, которому можно противостоять, только думая о гендере как о сцене перевода.