Who's Afraid of Gender?

Когда на английском языке мы делаем различные обобщения о гендере - обобщения, которые могут включать "гендер перформативен", "гендер релятивен", "интерсекционален" или "в первую очередь вопрос труда", - мы предполагаем, что такие утверждения легко, если не полностью, переводимы в силу их обобщенности. Хотя англоязычные гендерные теоретики не всегда осознают это, они невольно принимают отношение к переводу, когда спорят о гендере. Конечно, есть те, кого просто не волнует, можно ли перевести ключевые термины - в конце концов, это проблема переводчиков, и хотя мы даже иногда рады помочь им в их борьбе, мы не всегда задумываемся о том, что обобщаемость наших утверждений фактически зависит от установления концептуальной эквивалентности между терминами на обоих языках. Такая точка зрения является формой самодовольного монолингвизма. Ведь когда между английским и другим языком невозможно установить концептуальную эквивалентность, мы сталкиваемся с другой проблемой. Но если мы решаем ее, приглашая всех в английский как установленный современный языковой фрейм, или экспортируем этот фрейм в благожелательном духе, то мы становимся не более чем вежливыми империалистами. Или, может быть, с философской точки зрения мы считаем, что гендер называет концепт, а язык, который мы используем для названия или описания этого концепта, совершенно случаен по отношению к самому концепту. Если языковое употребление не порождает и не поддерживает концепты, не добавляет и не отнимает значения, если концепты обладают относительной независимостью от языкового употребления, тогда мы не могли бы понять, как гендер изменяется по глаголам или как другие виды номенклатуры работают в языке для обозначения того, что в английском языке называется "гендер". Наше понимание феномена расширяется, но только если мы отказываемся от привязанности к монолингвальной рамке. Перевод, по сути, является условием возможности гендерной теории в глобальной рамке.

Некоторым ученым Глобального Юга не имеет смысла использовать язык "гендера" в разговорах с семьей и коллегами, особенно когда в их родных языках уже существуют другие термины для передачи того, что они хотят сказать, как мы обсуждали в прошлой главе с терминами unongayindoda и gogo в Южной Африке. Еще один пример - слово "хиджра" в Индии, которое примерно переводится как "третий пол", но не "трансгендер". Хиджры были криминализированы в 1871 году во времена британского колониального правления. Название функционирует не только как "идентичность", но и как обозначение набора отношений, группы, к которой они принадлежат (и в которую их традиционно посвящают), и набора практик, включая песни и танцы, которые они традиционно исполняют. 1 Нет смысла вписывать эту группу людей, существовавшую сотни лет, в современные гендерные типологии, особенно когда наследие их криминализации все еще преследует и маргинализирует их. Если местные и местные способы вытеснения бинарного гендера существуют, а они, несомненно, существовали и существуют, это означает, что западный дискурс - или любое другое "иностранное" навязывание - не породил эти способы жизни и желания, а лишь разработал для них словарь, универсальность которого должна быть оспорена и чья сила вытеснения должна быть разоблачена. Империалистический ход имеет место, когда "гендер" берется на вооружение организациями и государствами , которые стремятся рекламировать свои достижения в области прав человека геев и лесбиянок как способ отвлечься от своей расистской иммиграционной политики, колониальных войн и действий по ущемлению прав коренных и порабощенных народов. Такие союзники нам не нужны.